Великолепный обмен. История мировой торговли - Уильям Дж. Бернстайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К середине XVIII века появилась еще одна проблема. В Англии все более увеличивался спрос на чай, однако интересы китайцев к английским товарам были сравнительно невысоки. По словам жившего в XIX веке английского торгового представителя Роберта Харта:
Китайцы имели лучшую в мире еду — рис, лучший в мире напиток — чай, лучшую в мире одежду — хлопок, шелк и мех. С этими и многими другими производимыми на родине товарами им незачем было тратить ни пенни, покупая что-либо из внешнего мира.
Выручка за медь и технические новшества (единственное, чего Китай хотел от Запада) не покрывала даже малой части расходов на покупку чая. Англичанам приходилось платить за чай серебром. Записи Ост-Индской компании XVIII века свидетельствуют, что 90% экспорта из Англии в Китай составляли слитки. Например, в 1751 году в Китай прибыло четыре британских судна, которые привезли товаров на сумму 10 842 английских фунтов и серебра на сумму 119 тысяч фунтов.
Хотя английские товары не ценились в Китае, там пользовался спросом индийский хлопок, который в достатке имелся у Ост-Индской компании по праву «дивани» после битвы при Плесси. Китайцы и сами веками выращивали хлопок, но до 1800 года отечественной продукции было недостаточно, и им приходилось закупать у Индии как сырье, так и ткань. Установилась треугольная система, похожая на атлантическую: товары из Британии — в Индию, индийский хлопок — в Китай, а китайский чай — в Британию. Также Англия все больше и больше стала экспортировать в Индию и Китай изделия из хлопка ланкаширских фабрик.
К 1820 году из-за тяжелой экономической ситуации и увеличения собственных посевов спрос на индийский хлопок в Китае упал. Англичанам вновь пришлось вернуться к оплате чая серебром. Тут их взор обратился на другой продукт «дивани» — опиум. Основные его плантации располагались вокруг городов Патна и Варанаси, завоеванных Клайвом в 1757 году.
Люди уже несколько тысяч лет получали опиум из сока опийного мака, Papaver somniferum. Как и большинство современных культур, мак культивировался. Культурные формы плохо растут в дикой местности, поэтому в аграрном обществе относились к этим наркотикам столь же серьезно, как и к еде.
Вероятнее всего, впервые опиум стали употреблять в Южной Европе. Он был распространен в Древней Греции и Риме. В VIII веке н. э. арабские торговцы перевезли семена мака в более плодородные земли Персии и Индии, а затем и в Китай.
На протяжении почти всей известной нам истории не было ничего позорного в том, чтобы употреблять опиум как обезболивающее, релаксант, стимулятор (для работы) и «социальную смазку» (т. е. средство для успокоения общества). Первыми начали курить опиум голландцы. В самом начале XVII века они добавляли несколько зерен мака из Индонезии к табаку из Нового Света. Китайцы, по-видимому, переняли эту практику у голландцев с Формозы (Тайвань). Отсюда опиумные трубки стали быстро распространяться в глубь континента. В 1512 году Пиреш наблюдал торговлю опиумом в Малакке, задолго до того, как в эту торговлю включились англичане и голландцы. Это свидетельствует о том, что этот наркотик был ценным товаром на рынке стран Индийского океана еще до того, как Англия стала доминировать в этом регионе.
В XIX веке европейцы поедали огромное количество опиума, а китайцы курили его. Так как ингаляция опиума вызывает большую зависимость, чем прием внутрь, было решено, что для китайцев он опаснее, чем для западных народов. В Англии садоводческие организации зарабатывали хорошие деньги, продавая обладающий особенно сильным действием мак домашнего разведения, хотя основная часть опиума поступала в Британию из Турции. Опиум без зазрения совести употребляли выходцы из самых разных слоев общества. Наиболее известные из них — поэт Сэмюэл Тэйлор Кольридж («Кубла Хан»), Томас де Куинси («Исповедь англичанина, употребляющего опиум») и Шерлок Холмс, персонаж Артура Конан Дойла. Наркотик продавался в Англии свободно до «Акта о фармации» от 1868 года. Другие западные страны не запрещали его использование где-то до 1900 года.
На момент завоевания Бенгалии Ост-Индской компанией португальцы уже в течение некоторого времени продавали в Кантоне опиум с Гоа. Китайские власти впервые запретили его использование в 1729 году, причем причины этого решения не вполне ясны. К концу XVIII века Ост-Индская компания не могла быть замечена в прямом участии контрабанды опиума в Китай, так как это вызвало бы гнев императора. Вместо этого, Достопочтенная Компания, по словам историка Майкла Гринберга, «довела до совершенства технику выращивания опиума в Индии и избавления от него в Китае».
Это было сделано путем строгого надзора за производством, поддержанием монополии на цены и контролем качества индийского звена цепи. Торговые марки Ост-Индской компании «Панта» и «Варанаси» (названные в честь индийских городов, в которых сосредоточивались основные службы, занимавшиеся опиумом) появились для того, чтобы подчеркнуть для китайских потребителей превосходство качества. После этого спрос на коробки с опиумом, носящим эти марки, повысился.
Ост-Индская компания продавала свою качественную продукцию частным торговцам (таким как Джардин), которые доставляли товар на остров Линтин в устье Жемчужной реки. Здесь существовала перевалочная база в плавучей крепости из корпусов судов у самого берега (а не у причала, как на острове Вампу, где разгружали легальный товар). Местные контрабандисты перевозили наркотики вверх по реке, не привлекая внимания кантонских инспекторов. Контрабандисты платили частным торговцам китайским серебром, которое последние клали в офисах Ост-Индской компании на счета, открытые для них компанией в Калькутте и в Лондоне. В свою очередь Ост-Индская компания использовала это серебро для покупки чая.[56]
Популярный образ китайского народа и экономики, павших жертвами наркоторговли, неверен. Во-первых, наркотик был достаточно дорогим, и позволить его себе могли, в основном, мандарины и богатые торговцы. Во-вторых, как и в случае алкоголя, катастрофическая зависимость от опиума возникает лишь у небольшой части употребляющих его людей. Даже заслужившие дурную славу опиумные притоны не оправдывали свою нездоровую репутацию, как отметил разочарованный Сомерсет Моэм:
И когда вкрадчивый Евразии взялся проводить меня в опиумный притон, винтовая лестница, по которой мы поднимались, несколько подготовила меня к захватывающе жуткому зрелищу, которое мне предстояло вот-вот увидеть. Меня ввели в довольно чистое помещение, ярко освещенное и разделенное на кабинки. Деревянные настилы в них, застеленные чистыми циновками, служили удобным ложем. В одной почтенный старец с седой головой и удивительно красивыми руками безмятежно читал газету, а его длинная трубка лежала рядом. В другой расположились два кули, с одной трубкой на двоих, — они по очереди приготовляли ее и выкуривали. Они были молоды, крепки на вид и дружески мне улыбнулись. А один пригласил меня сделать затяжку-другую. В третьей кабинке четверо мужчин, присев на корточки, наклонялись над шахматной доской; дальше мужчина тетешкал младенца (загадочный обитатель Востока питает неуемную любовь к детям), а мать младенца — как я решил, жена хозяина, — миловидная пухленькая женщина, глядела на него, улыбаясь во весь рот. Это было приятное место, удобное, по-домашнему уютное. Оно чем-то напомнило мне тихие берлинские пивнушки, куда усталый рабочий может пойти вечером и мирно скоротать часок-другой.