Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее - Борис Альтшулер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через полгода кружным путем мне передали записку, в которой было написано, что на самом деле труп Яковлева был в Балашихе, но патологоанатом был вынужден обмануть нас. Через несколько дней мне позвонила какая-то женщина, сказала, что она из морга Балашихи и ее фамилия Иванова, и повторила то, что было написано в записке.
Мать Брунова была у нас в доме еще раз через год или два после гибели сына. Мать Яковлева больше о себе никогда не давала знать. Адреса ее в Харькове я не знаю.
Что можно сказать об этом деле? Возможно, Яковлев действительно был схвачен гебистами при выходе из нашей квартиры, убит (или случайно погиб от побоев или при попытке оказать сопротивление), доставлен в отдаленный морг, первоначально ГБ хотело скрыть этот инцидент, но затем изменило свое решение. Но также вполне возможно, что все это – инсценировка, что Яковлев не убит и приходившая женщина – не его мать, и что цель этой инсценировки – создать для меня трудный психологический климат».
Константин Богатырев
Сахаров:
«26 апреля 1976 года произошло еще одно несчастье. В первый день Пасхи у дверей квартиры на темной лестничной площадке неизвестные преступники ударили по голове поэта и переводчика Константина Богатырева; через два месяца он умер в больнице от последствий этого нападения. Я несколько раз встречался с Константином Богатыревым. Один раз он вместе с Межировым пришел к нам с Люсей в больницу; в другие – он заходил на Чкалова, обычно серьезный, иногда немного экзальтированный, с образной, яркой речью, отражающей напряженную и свободную внутреннюю жизнь. Он приносил нам свои новые переводы из Рильке – это была его главная работа многих последних лет. Люся знала Богатырева очень хорошо и давно. Сын его, тоже Костя, жил со своей мамой (бывшей женой Богатырева[84]) рядом с Люсей на даче в Переделкино; Алеша и маленький Костя дружили – это были почти что отношения старшего (Алеша) и младшего (Костя) братьев, отношения взаимной заботы и преданности. В ранней молодости, в сталинское время, Костя-старший был арестован, много лет провел в лагерях, потом – реабилитирован. Похороны Богатырева состоялись тоже в Переделкино в воскресенье 20 июня. Очень много народа, друзей покойного, поэтов и писателей. Была какая-то пронзительная торжественность в этих похоронах в солнечный ясный день. Гроб несли на руках по тропинке среди высокой травы, кругом тоже так много свежей, освещенной солнцем, густо пахнущей летом зелени и полевых цветов. И где-то недалеко – могила Пастернака!»
Елена Боннэр (из рассказов Галине Авербух, в книге [19]):
«В конце 60-х Костя Богатырев у нас читал Рильке. Это очень важно, потому что оказалось, что, когда Костю убили, нигде не было ни одной записи, кроме моей. Моя дурацкая любительская запись – это единственное, что осталось. Причем он читал много, почти все свои переводы. Сидел на полу на кухне, у него такая была лагерная привычка, и читал».
Софья Богатырева (дочь писателя Игнатия Ивича, из книги «Серебряный век в нашем в доме» (М.: АСТ, 2019)):
«Константин Богатырев и Борис Пастернак – отдельная тема. Склонный восхищаться тем, что ему нравилось, и восхищение возгонять до космических высот, Костя Пастернака не просто любил – боготворил, преклонялся перед ним, в нарушение библейской заповеди сотворил себе кумира. Стихами, прозой, беседами о нем, телефонными звонками и встречами Кости с ним Борис Леонидович присутствовал в нашей жизни столь плотно, что не припомню, хотелось ли мне когда-нибудь снова увидеть его. Скорее тянуло спрятаться под сень любимого с отроческих лет Мандельштама…
18 октября 1958 года родился наш сын, названный именем его отца, а пятью днями позже стало известно, что Борису Пастернаку присуждена Нобелевская премия по литературе. Косте трудно было совладать с двойной радостью, а перенести тут же разразившуюся травлю кумира – почти не под силу. В эти дни Борис Леонидович часто звонил Косте, причем сетовал на то, что телефон бывал занят, как обычно случается в дни появления в доме младенца».
Константин Азадовский (из статьи «Генрих Бёлль и советские “диссиденты”», 2016):
«Обзор “диссидентских” связей Бёлля будет неполон без имени Константина Богатырева, переводчика немецкой поэзии, в прошлом – узника ГУЛАГа. Они познакомились в Москве осенью 1966 года, переписывались и встречались каждый раз, когда Бёлль приезжал в Москву. Именно Богатырев познакомил Бёлля с А. Д. Сахаровым…
Константин Богатырев скончался в июне 1976 года после удара по голове, нанесенного ему в подъезде московского дома у дверей его квартиры. Ни исполнители преступления, ни его заказчики до настоящего времени не известны, хотя в общественном сознании утвердилось мнение, что это была своего рода “акция устрашения” со стороны КГБ. Так, вероятно, думал и Бёлль. Насильственная смерть Богатырева глубоко поразила Генриха Бёлля, откликнувшегося на это событие сочувственной и проникновенной статьей. “Он принадлежал, – пишет Бёлль о Богатыреве, – к числу наших лучших московских друзей…”»
Сахаров:
«С самого момента ранения Богатырева очень многими стало овладевать глубокое убеждение, что Костю убил КГБ. Не случайные собутыльники (были у него и такие при его свободной и “легкой” жизни), а подосланные убийцы, по решению, сознательно и заранее принятому в кабинетах Лубянки. Какие доказательства? Зачем? Надо прямо сказать, что на оба эти вопроса нет сколько-нибудь исчерпывающих ответов. И поэтому на главный вопрос “Кто убийца?” тоже разные – хорошие и честные – люди отвечают по-разному. Даже мы с Люсей стоим тут несколько на разных позициях. Она, при отсутствии прямых доказательств вины КГБ, склонна подозревать случайную ссору с пьяными друзьями-врагами. Я же, интуитивно и собирая в уме все факты, считаю почти достоверным участие КГБ. А совсем достоверно я знаю следующее: объяснить случайными хулиганскими или преступными действиями “людей с улицы” все известные нам случаи убийств, избиений, увечий людей из нашего окружения невозможно – иначе пришлось бы признать, что преступность в СССР во много раз превышает уровень Далласа и трущоб Гонконга! Что же заставляет меня думать, что именно Константин Богатырев – одна из жертв КГБ? Он жил в писательском доме. В момент убийства постоянно дежурящая в подъезде привратница почему-то отсутствовала, а свет – был выключен. Удар по голове, явившийся причиной смерти, был нанесен, по данным экспертизы, тяжелым предметом, завернутым в материю. Это заранее подготовленное убийство, совершенное профессионалом, – опять же в полном противоречии с версией о пьяной ссоре или “мести” собутыльников. Расследование преступления было начато с большим опозданием, только когда стало неприличным его не вести, и проводилось формально, поверхностно. Не было видно никакого желания найти нить, ведущую к преступникам. Естественно, что преступники или, возможно, связанные с ними лица не были найдены. Возникает мысль, что их и не искали.
О возможных мотивах убийства Богатырева КГБ. Богатырев был очень заметный член писательского мира, являющегося предметом особой заботы КГБ в нашем идеологизированном государстве, – недаром Сталин назвал писателей “инженерами человеческих душ”. Вел он себя недопустимо для этого мира свободно; особенно, несомненно, раздражало КГБ постоянное, открытое и вызывающее с их точки зрения общение Богатырева с иностранцами в Москве. Почти каждый день он встречался с немецкими корреспондентами, они говорили о чем угодно – о жизни, поэзии, любви, выпивали, конечно. Для поэта-германиста, говорящего по-немецки так же хорошо, как по-русски, и чуждого предрассудков советского гражданина о недопустимости общения с иностранцами, – это было естественно. Для КГБ – опасно, заразно, необходимо так пресечь, чтобы другим было неповадно. Очень существенно, что Богатырев – бывший политзэк, пусть реабилитированный; для ГБ этих реабилитаций не существует, все равно он “не наш человек”, т. е. не человек вообще, и убить его – даже не проступок. Еще важно, что Богатырев – не диссидент, хотя и общается немного с Сахаровым. Поэтому его гибель будет правильно понята – не за диссидентство даже, а за неприемлемое для советского писателя поведение. И, чтобы это стало окончательно ясно, через несколько дней после ранения Богатырева “неизвестные лица” бросают увесистый камень в квартиру другого писателя-германиста, Льва Копелева, который тоже много и свободно общался с немецкими корреспондентами в Москве, в основном с теми же, что и Богатырев. Копелев и Богатырев – друзья. К слову, камень, разбивший окно у Копелевых, при “удаче” мог бы разбить и чью-нибудь голову. Конечно, всего, что я написал, недостаточно для обвинения КГБ на суде. Но во всех делах, где можно предполагать участие КГБ, остается такая неопределенность».