Право на одиночество - Ника Соболева

— Хорошо, Наташа, я понял. Я что-нибудь придумаю. А теперь можешь идти.

Громов говорил ровным, спокойным голосом, но я по-прежнему понимала — обиделся… И что я могла сделать? Помедлив пару секунд, я вздохнула, покорно встала и вышла из кабинета, признавая своё поражение — я так и не придумала, чем могу утешить Максима Петровича.

По правде говоря, мне вообще не хотелось думать о своём дне рождения. Это был мой четвертый день рождения без родителей, и если до их смерти я просто всегда ждала в эти дни всяческих неприятностей, то теперь… Какой мукой для меня были последние три дня рождения… Лучше бы их вообще не было!

Может, мне отпроситься? Или больничный взять?.. Нет, как малодушно… И потом, бесконечно прятаться всё равно невозможно, рано или поздно меня поймают и хорошенько поздравят. Хоть бы без цветов обошлось!

Размышляя об этом, я не сразу услышала звонок своего мобильного телефона. Это оказался Рашидов.

— Привет, — раздался в трубке радостный голос Мира. — Ты не будешь против, если я сегодня заберу тебя после окончания рабочего дня?

— Смеёшься? — я фыркнула. — С какой стати я могу быть против?

— Ну, мало ли… — в его голосе мне послышалась ласковая усмешка. — Ты же мне говорила, что сегодня Громов возвращается. Мало ли, вдруг он тебя на вечер ангажирует.

— Ну что ты, — я рассмеялась. — Такого ещё ни разу не было, если мне память не изменяет.

— Значит, мне подъезжать?

— Ага.

— Тогда подходи к воротам сразу после шести часов.

Положив трубку, я задумалась. Пожалуй, стоит попросить у Рашидова совета… Да, именно так. Он уже взрослый мужик, должен понять…

Мы с Миром сидели в библиотеке. Если бы в тот момент к нам вошёл кто-то посторонний, он бы, вероятно, подумал что-то фривольное. Потому что выглядели мы, мягко говоря, странновато: Рашидов в своём домашнем костюме (спортивные брюки и чёрная рубашка) курил трубку, удобно расположившись в кресле, а я сидела на диване, рядом с ближайшим книжным шкафом, облачённая в короткий шёлковый халат. Ещё в начале ужина я умудрилась опрокинуть на себя бокал красного вина, и теперь мои брюки с блузкой вертелись в стиральной машине.

Мир очень долго искал, во что я могла бы переодеться. Вариантов была целая куча — от его рубашек (которые были мне немного тесны в груди) до халатов, но поскольку Рашидов был выше меня на целых полторы головы, вид меня, облачённой в его халат, вызвал у Мира приступ гомерического хохота. С грехом пополам Рашидов вспомнил, что где-то в шкафу завалялось некое недоразумение, которое его невестка купила в подарок Маше, но последняя надеть это недоразумение так и не успела.

Все остальные вещи Маши Рашидов выбросил, а вот этот «халатик» почему-то пожалел — наверное, потому что он всё-таки был совсем новый и с женой не ассоциировался.

— Итак, — произнёс Мир, пыхнув трубкой, — ты хочешь понять, почему Громов вдруг изменил линию своего поведения?

— Ну да, — я смущённо кивнула. До этого момента я почти полчаса рассказывала Рашидову о своих отношениях с начальником, чувствуя себя при этом полной идиоткой. Он был первым человеком, с кем я поделилась абсолютно всеми своими мыслями по поводу Максима Петровича… и теперь с ужасом ждала, что он тоже изречёт нечто, подобное советам Светочки.

— По-моему, ты просто плохо подумала. Ну, или ты просто боишься подумать хорошо, — Мир усмехнулся. — Не верю, что ты не понимаешь столь очевидных вещей, ты ведь очень догадливая девочка.

— Я не девочка, — буркнула я.

— Да ты что? — он откровенно расхохотался. — А кто, мальчик?

Увидев, что я надулась, Мир перестал смеяться и покачал головой.

— Не обижайся, Наташ. Миша ведь называл тебя «девочка моя», и ты не обижалась. Неужели мне нельзя?

Я подняла на него удивлённые глаза.

— Можно, просто… — я запнулась. — Просто в данном контексте это прозвучало немного насмешливо…

Рашидов наклонил голову, задумчиво глядя на меня. А потом вздохнул и распахнул объятия:

— Иди сюда.

Я улыбнулась, встала с дивана и плюхнулась к нему на коленки. Это было нашим обычным времяпрепровождением — я сидела на коленках у Мира, а он мне что-нибудь рассказывал. Или наоборот. Наверное, если бы кто-нибудь сказал мне полгода назад, что я буду коротать вечера на коленках у Рашидова, я бы покрутила пальцем у виска. Но теперь… В общем, это было здорово. И я каждый раз отчаянно не хотела слезать с этих коленок.

Мир тоже улыбнулся, легко коснулся ладонью моей щеки, заправил за ухо локон, который лез мне в глаза, и тихо сказал:

— Девочка моя.

В его тёмных глазах я увидела ласковый огонёк.

— Ну, так лучше? — спросил он, по-прежнему улыбаясь. Я кивнула.

— Рядом с тобой я именно маленькой девочкой и чувствую себя, — призналась я. — Это очень необычно, но… мне нравится. Я уже давно не чувствовала себя девочкой.

— Вот и прекрасно, — Мир рассмеялся и обнял меня, прижав к груди, а потом чмокнул в макушку. — А теперь подумай и сама ответь на свой вопрос. Я уверен, у тебя всё получится, если ты немного подумаешь… девочка моя.

Улыбнувшись, уловив в его голосе ласковую усмешку, я принялась мысленно рассуждать. И минут через пять…

— Я поняла, — вздохнула я. — Но думать об этом я боюсь.

— Чего же ты боишься?

Помолчав, я ответила:

— Ты знаешь. Должен знать.

— Почему ты так думаешь? — голос у Мира был очень серьёзным.

— Потому что ты понимаешь меня.

Он осторожно приподнял пальцами мой подбородок и тихо сказал:

— Мне нужно озвучить то, о чём ты боишься думать? Или ты предпочтёшь оставить это в себе?

Я закрыла глаза и резко выдохнула всего лишь одно слово:

— Озвучь.

— Хорошо… Громов хочет тебя, Наташа. Он говорил, что уважает твоё решение — это правда, но от себя не убежишь. И поэтому он будет добиваться тебя. Именно об этом решении он и говорил. И ты отчаянно боишься как и его настойчивых действий, так и своей на них реакции. Ты боишься сдаться, уступить, забыть о своих рассуждениях и отдаться человеку, который тебе нравится. Женатому человеку с двумя дочерьми.

От каждого слова я вздрагивала, как от удара. Но мне было нужно, чтобы Мир сказал всё это… Слушая его, я словно слушала саму себя. Так у меня всегда было с Михаилом Юрьевичем.

Мир замолчал, а я всё не решалась открыть глаза. Он не торопил меня, только легко поглаживал мои волосы.

— Наташа.

Я осторожно приоткрыла один глаз. Рашидов смотрел на меня, сочувственно улыбаясь.

— Ты можешь открыть второй глаз и выслушать то, что я тебе скажу?