Дочери Темперанс Хоббс - Кэтрин Хоу

– Ну, где ваши особые гости?

– Вот-вот появятся, – заверила хозяина профессор.

– Хорошо. Как всегда «олд фешен»? – уточнил он.

Конни протянула Абнеру коктейльную карту и ответила:

– Как всегда.

Хозяин заложил ручку за ухо и заторопился к бару, лавируя между студентами.

– Так что это за шутка? – продолжила расспросы Зази.

Конни с Лиз с улыбкой переглянулись.

– Да глупости, – ответила доктор Дауэрс. – Как-то мы отдыхали вместе и поняли, что помимо настоящих имен у нас есть официальные прозвища. Просто, когда люди называют нас полными именами, мы не чувствуем себя самими собой. Допустим, я – Лиз, а Элизабет – музейный сотрудник.

– А Констанс – профессор истории, – добавила Конни.

– Теперь полноправный профессор истории, – поправила Джанин.

– Но сама я – просто Конни.

– Это такая шутка, – сказала Лиз. – А вот Сэм и Сэмюэл – один и тот же человек, самый бесхитростный парень на земле. Всегда знаешь, чего от него ожидать. Мне просто нравится звать его Сэмюэлом.

– А почему он называет вас Корнелл? – поинтересовалась Зази у Конни.

Та изогнула брови и многозначительно глянула на Лиз.

– О, даже не смей! – Подруга смяла салфетку и бросила ею в Конни.

– Долгая история, – ответила та.

– У меня тоже есть официальное имя, – сказала Зази.

– И какое же? – Лиз показала Абнеру жестом, чтобы он принес ей еще один стакан воды со льдом.

– Эсперанса. – Девушка вынула соломинку из стакана и сунула мокрый конец в рот. – Это переводится как «надежда».

– Правда? – глянула Конни на Зази.

Та улыбнулась в ответ.

– За надежду! – провозгласила Конни, поднимая свой «олд-шефен».

Зази чокнулась с ней стаканом, оттягивая и затем отпуская локон.

– Почему так долго? – спросила Джанин, поглядывая на входную дверь. – Мне, конечно, нравится проводить время с вами, девочки, но вы же знаете, кого я действительно жду…

– Он сейчас будет, – заверила Конни. – Это не так быстро, как кажется.

* * *

Снаружи, под навесом у двери паба «У Абнера», переполненного шумными старшекурсниками, стоял Сэм, склонившись над коляской.

– Стояночный тормоз, – пробубнил он, вспоминая их с Конни чек-лист по прогулкам с коляской. – Сумка с подгузниками. Усадить Трусфул[47] в рюкзак.

Он погладил сонную головку трехнедельной девочки, которая сжимала под подбородком кулачки. На ней был связанный Грейс чепец цвета салатового капустного листа. Отец поместил дочь в сумку-кенгуру и поправил ремешки. Трусфул всегда вынимали первой, поскольку, что с ней ни делай, она все равно продолжала спать.

– Ну? – спросил Сэм, чуть присаживаясь и заглядывая в коляску. – Ты готова?

На втором сиденье коляски кто-то захныкал. На Фэйтфул[48] тоже был чепец, связанный Грейс, только цвета фиолетового капустного листа. Девочка замахала ручками в знак протеста.

– Ай-ай, как нехорошо, – тихо запричитал Сэм, закрепляя ремешки. Как они с Конни выяснили, Фэйтфул в отличие от сестры просыпалась от любого шороха, поэтому ее забирали последней. – Нас все заждались, – сказал Сэм дочке.

Фэйтфул прекратила хныкать и причмокнула, не сводя глаз с отца.

– Вот и умница, – пробормотал Сэм, вынимая дочь из коляски. – Ты надела чепчик? На улице очень холодно. В этом году у нас, можно сказать, лета и не было. Очень странно, учитывая, что по средней температуре этот год самый теплый в истории. Ты не находишь?

Сэм продолжал что-то рассказывать дочери, помещая ее в рюкзак, пока Трусфул посапывала рядышком. Он затянул все ремешки, проверил сумку с подгузниками и еще раз глянул на стояночный тормоз. Одна гарвардская студентка на подходе к пабу заметила на груди Сэма двух девочек и воскликнула:

– Ой господиии, как же это ми-и-ило! – И на высоких шпильках посеменила к коляске.

Сэму пришлось увернуться, чтобы спасти новорожденных дочек от поцелуев незнакомки.

Занятый близняшками Сэм не заметил, что в кустах под окном, неподалеку от того места, где стояла коляска, сверкнули два звериных глаза.

Пока он рассказывал хостес о том, что его уже ждут, зверек высунулся из лиственного укрытия и, молекула за молекулой, обратился бледной дымкой, которая перелетела через тротуар и сгустилась в тени коляски. Постепенно дымка преобразовалась в маленького щенка пестрого окраса, напоминающего летнее ночное небо. Он сидел, внимательно наблюдая за дверью «У Абнера», и ждал.

Сэм вошел внутрь и направился к уютному закутку. Завидев его, женщины принялись радостно приветствовать долгожданного гостя и громко умиляться малышкам. Тем временем щенок под коляской тихонько тявкнул, и в кустах под окном сверкнула еще одна пара глаз. Никто из студентов, столпившихся в очереди перед входом в паб, не заметил слабую дымку, которая устремилась под коляску и спряталась в ее тени, сгущаясь в очертания маленького котенка. Оба создания выжидающе глядели на дверь, тускнея и полностью сливаясь с осенним вечером.

Салемская охота на ведьм, самая масштабная и беспощадная в Северной Америке, пришла к своему позорному завершению практически одномоментно. В 1693 году ведовство перестало преследоваться по закону. В письменных источниках восемнадцатого века новообразовавшихся Соединенных Штатов Америки колдовство продолжало рассматриваться как преступная деятельность, однако судебные разбирательства прекратились. В первое десятилетие 1700-х семьи осужденных во время салемского процесса ринулись подавать иски о восстановлении их доброго имени. В течение того самого десятилетия было проведено несколько судебных разбирательств над ведьмами, но их заключения существенно отличались от тех, что имели место до 1693 года. К примеру, Грейс Шервуд, которая была одной из последних женщин, осужденных за колдовство официально в штате Верджиния в 1706 году. Проведя относительно короткий срок в заключении, она была выпущена на свободу и даже отсудила у штата часть своего имущества. Умерла она от старости в восемьдесят с небольшим. Данная картина сильно отличается от того зрелищного спектакля, что разыгрывался в Салеме всего пятнадцатью годами ранее. Так неужели все ведьмы вдруг исчезли?

Как отмечает Конни, в 1735 году власти изменили политику в отношении колдовства и далее преследовали не само ведовство, а шарлатанство. Закон перестал видеть в магии прямую угрозу и занялся пресечением повсеместной практики вымогательства денег с доверчивого населения посредством заклинаний, снятия порч, приворотов и поиска пропавших вещей. Предполагаемых ведьм стали реже подвергать наказанию, но это не означало, что народ перестал верить в колдовство. Формулировка закона 1735 года предполагала, что суд должен защищать людей не от страшного малефиция, что был способен причинить вред их телам, трупам или же скоту, а от обмана.