Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

До сих пор арабы демонстрировали весьма сдержанное удивление техническими достижениями Запада. Они, похоже, рассматривали нашу победу как временное явление, а нас самих считали хитрыми неверными, овладевшими механическими трюками и легкомысленно забывшими о душе. По моей просьбе Конте уже давно изготовил особый фрикционный генератор для накопления электричества, такое устройство Франклин называл батареей, и наши ученые пригласили меня устроить легкое шоковое представление влиятельным каирским муллам. Эти египтяне храбро соединили руки, и, когда я ударил первого из них зарядом из моей лейденской банки, все они начали дергаться по очереди по мере прохождения тока через их цепочку, а выражение ужаса на их благообразных лицах вызвало хохот европейцев. Но, пережив первое потрясение, арабы выглядели скорее удивленными, чем испуганными. Видимо, сочли электричество дешевым фокусом, годным только для потехи публики.

Наблюдая за воздушным шаром, я заметил выходящих из южных ворот Каира французских солдат, их стройные ряды резко выделялись на фоне скопившихся у входа в город торговцев и погонщиков верблюжьих караванов. Воинов в бело-синих мундирах возглавляли знаменосцы с поникшими в знойном затишье полковыми стягами. Поблескивая на солнце, извивалась на дороге похожая на многоножку длинная колонна, вобравшая в себя, похоже, целую дивизию. За пехотинцами следовали кавалерийские части, а замыкали походный строй две упряжки лошадей, тащивших небольшие полевые пушки.

Я позвал Жомара, и он, присоединившись ко мне, навел на резкость свой полевой бинокль.

— Надо же, сам генерал Дезе отправился на поиски неуловимого Мурад-бея, — сказал он. — Его частям предстоит исследовать и покорить почти неизвестный европейцам Верхний Египет.

— Так значит, война еще не кончена?

Он рассмеялся.

— Вы что, еще не поняли, кто такой Наполеон?! Война для него не закончится никогда. — Он продолжал рассматривать военный строй, о продвижении которого возвещала пыль, клубившаяся впереди колонны. Я представил, как они добродушно поругивают ее, скрипя зубами из-за попадающего в рот песка. — По-моему, среди них и ваш старый приятель.

— Старый приятель?

— Да вон же он, поглядите сами.

Сбоку от головной колонны ехал всадник в тюрбане и восточном наряде в сопровождении полудюжины верховых телохранителей. Один из оруженосцев держал над его головой зонтик. Я разглядел и тонкую рапиру, покачивающуюся на его бедре, и прекрасного черного жеребца, приобретенного в Каире: Силано. Рядом с ним ехал какой-то менее рослый всадник, закутанный в длинные одежды. Вероятно, личный слуга.

— Скатертью дорога!

— А я завидую ему, — сказал Жомар. — Сколько интересных открытий ждет их впереди!

Неужели Силано отказался от попыток найти медальон? Или он отправился разыскивать недостающее звено в упомянутом Енохом южном храме? Я разглядел также бин Садра. Держа свой змеиный посох, он слегка покачивался на спине верблюда, возглавляя отряд бедуинских телохранителей.

Значит, мне удалось избежать встречи с ними? Или они решили опередить меня?

Я вновь пригляделся к менее солидной фигуре завернутого в кокон наездника и испытал смутную тревогу. Неужели я проявил излишнюю покорность, задержавшись так надолго у пирамид? Кто же это ехал под боком у Силано?

«Я знала его», — подтвердила она.

Я сложил подзорную трубу.

— Мне необходимо вернуться в Каир.

— Нельзя, у вас приказ Бонапарта. Сначала нам нужно выдать неоспоримые гипотезы.

Но я испугался, что в мое отсутствие случилось нечто ужасное, и осознал, что за время долгих обмеров пирамид невольно отвлекся от решения тайны медальона и поисков путей отмщения за смерть Тальма. Мое промедление было фатальным.

— Я американский ученый, а не французский рядовой. К черту приказы!

— Не боитесь, что он может расстрелять вас?

Но я уже бежал вниз по склону, мимо Сфинкса, в сторону Каира.

* * *

По возвращении город показался мне еще более зловещим. Дивизия Дезе покинула часть домов, занятых французскими солдатами, но зато вернулись тысячи горожан, сбежавших после битвы при пирамидах. Каир начал приходить в себя после разгромного вторжения, вновь принимая облик столицы. Горожане опять обрели утраченную самоуверенность. Они вели себя так, словно Каир по-прежнему принадлежал им, а не нам, и к тому же арабы явно превосходили нас численностью. Пешеходы еще разбегались порой при появлении патрульных отрядов или французских солдат, погоняющих ослов, но их совершенно не волновал вид такого одинокого чужака, как я. Быстро пробираясь по узким улочкам, я впервые ощутил их тесноту, когда меня несколько раз толкнули и едва не сбили с ног. В памяти вновь всплыло странное покалывающее воздействие электрической силы после проведенного в гостиной опыта, которое дамы сочли столь эротичным. Каир вдруг показался мне сильно наэлектризованным. Известие о поражении при Абукире уже облетело весь город, и никто больше не считал франков непобедимыми. Да, теперь мы уж точно попали впросак, и, по-моему, исправить положение будет чертовски трудно.

В сравнении с суетой ближайших кварталов улочка, где находился дом Еноха, выглядела на редкость безлюдной. Куда же все подевались? На фасаде его дома я не заметил ничего необычного, он по-прежнему казался непроницаемым, как лицо египтянина. Однако, подойдя ближе, я заметил странные изменения. В центре слегка покосившейся двери ярко желтело расщепленное дерево. Я оглянулся, почувствовав на себе чей-то взгляд, но никого не обнаружил.

Я постучал в дверь, и она слегка приоткрылась. На мое приветствие лишь мухи откликнулись громким жужжанием. Дверь, казалось, что-то подпирало изнутри, но мне удалось расширить щель и протиснуться внутрь. Тогда я увидел, что это было за препятствие. Служивший у Еноха Мустафа, могучий негр, лежал, привалившись к двери, его голову разнес пистолетный выстрел. В доме витал тошнотворный сладковатый запах смерти.

На глаза мне попалось одно из окон. Его деревянная решетка была сломана незваными гостями.

Я обошел весь дом. Где же остальные слуги? Повсюду встречались брызги и размазанные следы крови, словно трупы куда-то уволокли после кровавой бойни. Столы в комнатах были перевернуты, со стен сорваны ковры и драпировки, подушки вспороты и выпотрошены. Убийцы явно что-то искали, и я знал, что им понадобилось. Мое отсутствие никого не спасло. И почему только я не убедил Еноха спрятаться, а не трястись здесь над своими книгами? С чего вдруг мне взбрело в голову, что отсутствие медальона и меня самого послужит ему защитой? Я миновал музейный зал с разбитыми скульптурами и перевернутыми саркофагами и направился к лестнице, спускавшейся в затхлую библиотеку. Дверь была сломана. За ней царила сплошная темнота, но из библиотеки доносился запах гари. Упав духом, я зажег свечу и спустился.

Подвал напоминал дымную преисподнюю. Книжные полки были опрокинуты. Книги и свитки свалены в кучи, как осенние листья, их полуобгоревшая бумага еще тлела. Сначала я подумал, что это помещение тоже безжизненно пусто, но тут раздался стон. Зашелестела бумага, и из-под полуобгоревших останков появилась рука с судорожно скрюченными пальцами, словно жертва лавины пыталась выбраться из-под снега. Я схватился за нее, вызвав лишь еще более мучительное завывание. Отпустив распухшие пальцы, я раскидал почерневшие манускрипты. Под ними оказался несчастный Енох, распростертый на кипе тлеющих книг. Одежда его наполовину истлела, и сам он сильно обгорел, а руки и грудь, казалось, просто поджарились. Он бросился спасать этот книжный костер.