Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

— Вы просто читаете мои мысли! — воскликнул Жомар. — Любая мысль здесь, любая задуманная идея, видимо, усиливается размерами этой пирамиды. Вот послушайте.

Он тихо загудел, потом затянул какой-то монотонный мотивчик. Возникло странное колдовское эхо, а вибрация воздуха достигла наших тел. Создавалось ощущение, будто эта ритмичная мелодия атаковала воздух, пронизывая все вокруг.

Наш генерал недоуменно покачал головой.

— Непонятно только, что же она фокусирует? Может быть, электрическую силу? — обратился он ко мне.

Если бы я с важным видом подтвердил его предположение, то он, наверное, похвалил бы меня. Но я лишь бессмысленно таращился на него, как идиот.

— Эта гранитная камера тоже примечательна, — вступил Жомар, заполняя неловкую паузу. — Ее внутренний объем точно равен половине внешнего объема. Судя по размерам, она вполне могла служить в качестве человеческого гроба, но я подозреваю, что ее размеры выбраны не случайно.

— Вкладывающиеся друг в друга объемы, — заметил Монж. — Сначала этот зал, затем внешний объем саркофага, дальше внутренний… что бы это могло значить? В общем, я пришел к выводу, что у нас множество самых разных гипотез, но ни одного точного подтверждения.

Я возвел глаза к потолку. Мне вдруг представилось, что на нас давят миллионы тонн известняка, угрожая в любой момент обвалиться, прекратив наше существование. На мгновение у меня возникло ощущение, что потолок начал опускаться. Но нет, я прищурился, и все вернулось на свои места.

— Оставьте меня, — внезапно приказал Бонапарт.

— Что?

— Жомар прав. Я чувствую, что здесь сосредоточена сила. Разве вы не ощущаете ее?

— Да, и я ощущаю напряжение, и в то же время мне как будто добавили энергии, — согласился я. — Несмотря на то что это гробница, в ней царит странная легкость.

— Мне нужно остаться здесь в одиночестве, — сообщил нам генерал. — Я хочу узнать, смогу ли почувствовать здесь незримое присутствие духа покойного фараона. Его тело украли, но, возможно, душа его еще обитает в этом зале. И как знать, вдруг Силано с его разговорами о магии не так уж неправ. Или мне удастся подзарядиться электрической силой Гейджа. Оставьте мне один незажженный факел. Я выйду к вам, когда буду готов.

Монж выглядел озабоченным.

— Думаю, надо оставить кого-то для охраны…

— Нет. — Бонапарт перелез через край черного саркофага, лег на дно и уставился в потолок. Видя наши удивленные взгляды, он слегка улыбнулся. — Здесь уютнее, чем вы думаете. Этот камень не слишком холодный, не слишком горячий. И я не слишком высокий, чему вы так удивляетесь? — Он улыбнулся своей шуточке. — Не бойтесь, я не собираюсь уснуть здесь навсегда.

Жомар встревожился.

— Об этом месте рассказывают ужасные…

— Надеюсь, никто не сомневается в моей смелости.

Геолог поклонился.

— Напротив, я потрясен ею, мой генерал.

Мы послушно удалились, факелы поочередно ныряли в провал низкого туннеля, и вскоре наш командующий остался один в темном зале. Держась за веревку, мы осторожно спустились по наклонной Большой галерее. С потолка слетела летучая мышь и направилась в нашу сторону, но араб махнул факелом, и эта слепая тварь, почувствовав ток теплого воздуха, уселась обратно. Когда мы добрались до узкой шахты, ведущей к выходу, я уже истекал потом.

— Я подожду его здесь, — сказал Жомар, — а вы все можете двигаться дальше к выходу.

Мне только этого и хотелось. Когда мы наконец выбрались из пыльных и грязных недр пирамиды, день словно расцветился тысячами солнечных дисков, слегка затуманенных слетавшими с нашей одежды облачками пыли. В горле у меня пересохло, а в голове пульсировала ноющая боль. Найдя тень на восточной стороне этой махины, мы присели отдохнуть и выпить воды. Члены экспедиции, остававшиеся снаружи, уже разбрелись по развалинам древнего храмового комплекса. Наиболее любопытные отправились к соседним пирамидам. Часть народа, соорудив небольшие навесы, уже вовсю подкрепляла свои силы земной пищей. Несколько энтузиастов карабкались к вершине пирамиды, а более ленивые соревновались в том, кто дальше забросит камень на ее грань.

Я устало вытер лоб, остро осознавая, что ни на шаг не продвинулся в разгадке тайны медальона.

— Неужели всю эту огромную гору камня возвели ради трех маленьких комнат?

— Да, бессмыслица какая-то, — согласился Монж.

— У меня такое ощущение, что мы чего-то не замечаем.

— Остается только еще поиграть с числами, как говорил Жомар. Эта пирамида может оказаться загадкой, над которой человечество будет ломать голову веками.

Математик вытащил лист бумаги и принялся за свои собственные вычисления.

* * *

Бонапарт отсутствовал не меньше часа. В конце концов, услышав призывный крик, мы пошли ему навстречу. Как и мы, он появился из темноты грязный и ослепленный солнечным светом, отряхиваясь от густой пыли. Но когда мы подошли ближе, я увидел, что он сильно побледнел, его рассеянный взгляд затравленно блуждал, как у человека, внезапно вырванного из глубокого и тяжелого сновидения.

— Что вас так задержало?

— Разве меня долго не было?

— Час по меньшей мере.

— Странно. Время пронеслось, как один миг.

— И?

— Я лежал в саркофаге, скрестив руки, как те мумии, что мы видели.

— Господи!

— Я услышал и увидел… — Он тряхнул головой, словно хотел прояснить ее. — Или мне показалось?

Он покачнулся.

Математик поддержал его за плечо.

— Так что же вы услышали и увидели?

Бонапарт прищурился.

— Я увидел картины моей жизни, то есть, по-моему, это была моя жизнь. Я даже не уверен, прошлая или будущая жизнь мне привиделась.

Я так и не понял, зачем он оглянулся вокруг — то ли ища повод уклониться от ответа, то ли желая спросить о чем-то кого-то из нас.

— А какого рода картины?

— У меня… возникло очень странное ощущение. По-моему, мне лучше не рассказывать об этом. Лучше не… — Его взгляд остановился на мне. — Где медальон? — резко спросил он.

Он застал меня врасплох.

— Потерян, разве вы не помните?

— Нет. Вы заблуждаетесь.

Его серые глаза напряженно вглядывались в меня.

— Он утонул вместе с «Ориентом», генерал.

— Нет.

Он произнес это с такой убежденностью, что мы все встревожено переглянулись.

— Хотите выпить воды? — обеспокоенно спросил Монж.

Наполеон тряхнул головой, словно стряхивая наваждение.

— Больше не пойду туда.