Открытие себя - Владимир Савченко

– Яркость звезды уменьшается пропорционально квадрату полетного расстояния до нее! – сердито сказала Марина. – Уменьшается, понимаете!

– Уменьшается?! – Остап пораженно глядел на женщину. Прижатый рукой листик на его колене трепетал на ветру. – Та-ак… «Повторяю, параллакс уменьшается…» – шумы – «Столкнулись с… течением… Вынуждены, и должны…» – шумы – «…чтобы исследовать это явление…» – Искра вздохнул, подал листок Галине Крон. – Вот и все. Остальное не расшифровали даже вероятностные машины. Если учесть, сколько эти сигналы шли в пространстве, и это чудо… Вообще, здесь все вспомнили, что ваш полет изначально, прошу прощения, отдавал авантюрой. Даже название кораблю вы дали в пути, привыкли к нему… а здесь ломали голову: что за «Буревестник»!

Астронавты не слушали его, склонились над листком, завороженно смотрели.

– Значит, они все-таки пролетели в расчетное время! – воскликнула Галина.

Удалось. И сейчас, наверно, возвращаются…

– Почему такой шум, искажения? – Март вопросительно глянул на Галину. – Может, передатчик?

– Передатчик был в порядке! – уверенно ответила инженер-радист. – Просто предел слышимости, эфир Солнечной заполнен радиопередачами… Плюс скорость 0,91 от световой, доплеровские сдвиги частот. Все ведь было на пределе…

– И даже за, – кивнул конструктор. Задумчиво продекламировал: – «…как к нумизмату стершийся пятак, или как свет умерших звезд доходит». Ну, приняли радиограмму – и что дальше? – повернулся он к Искре.

– Мы… то есть не мы. Тогда, в две тысячи семьдесят восьмом, я был в своей первой экспедиции. Руководство комитета, судя по протоколам, недоумевало. Во-первых, при таком превышении скорости вы должны были сжечь весь запас аннигилята. А без него – сами понимаете… Если учесть, что к вашей экспедиции многие относились скептично…

– Ну конечно!

– Словом, решили, что вы попали в беду. Надо спасать. Но на такой скорости вас мог догнать только звездолет-автомат с радиоприводом. Его и послали – в том же две тысячи семьдесят восьмом, в октябре. На скорости 0,93 от световой по вашей трассе. Он оставлял радиобуи, по которым передавал сообщения…

– Какие же?

– Однотипные: прошел столько-то, ничего не обнаружил… через год: прошел еще столько-то, ничего не обнаружил… И так все эти годы. Как по-вашему, что мог подумать и решить Звездный комитет?..

– Что звездолет погиб. Спасателя уже отозвали?

– Приказ радировали вчера. После перехвата вас… увы, только троих. Аварийный выброс команды в ледяных астероидах – самый красноречивый признак, что «Буревестника» вашего больше нет. Жаль, что обнаружили не всех… или они прибудут позже? Вы ведь тоже не одновременно. Что у вас там произошло?

– Они прибудут намного позже!.. – Галина рассмеялась, закинув голову, но в ее смехе был оттенок истерии. – И не в анабиозе. Дождаться бы…

– Дорогой председатель Искра, вы выловили всех! – Марина смотрела на него ласково и благодарно. – Мы надеялись, что долетит и будет перехвачен хоть кто-то, чтобы рассказать… ну, в лучшем случае двое. Но перехватить в объеме Солнечной троих!..

– Да, техника эта семьдесят лет не стояла на месте! – добавил Март.

– Хорошо, оставим восторги на потом, – поднял ладони Искра. – Кстати, вы должны быть наиболее благодарны тем, кто вас так точно направил. Но сначала вопросы. Что произошло? Где еще трое? Где звездолет, если он не погиб и на трассе его нет? Ведь пространство есть пространство, сами понимаете: все видно. И наконец, что означает та фраза из радиограммы и ваша расшифровка ее: что яркость звезды Г-1830 УМЕНЬШАЕТСЯ от приближения к ней?!

– Пространство есть пространство… – раздумчиво повторила Марина Плашек. – И время есть время – так?

– Вы вроде как сомневаетесь в этом? – Искра пожал плечами. Он чувствовал некоторую неловкость с самого начала беседы: он был старше и по возрасту, и по положению – и в то же время явно моложе, МЕНЬШЕ их, переживших такое.

– Выходит, старый Бруно был прав, – так же задумчиво вела та. – Есть вещи, которые можно познать только в упор. На местности. Там.

Галина рывком поднялась с кресла, подошла к перилам, взглянула в небо, показала рукой вверх и в сторону гор:

– Они теперь во-он там! В созвездии Скорпиона.

Все четверо были астронавты – и не нуждались в звездных картах, чтобы даже днем на Земле сориентироваться во вселенском пространстве. Но Искра был ошеломлен: женщина указала не на созвездие Тельца, кое сейчас было внизу на востоке, под горизонтом, а в противоположную сторону!

– Да… – кивнул Март. – Уже лет шесть, как долетели – к звезде. Должны возвращаться. И им очень не помешала бы помощь. На обратном пути. А может быть, даже – извините, Галина и Марина, – и спасение. – Он повернулся к Искре. – Давайте начну я. Потому что в тот день дежурили мы с Иваном Коренем…

В механическом отсеке звучала чистая мелодия скрипок. У каждого астронавта были свои любимые композиторы, свои избранные записи. Иван Корень любил Третий концерт Бетховена для фортепьяно с оркестром. Под эту музыку хорошо работалось и думалось. Вступление скрипок в темпе медленного марша. Потом нежная певучая мелодия… Сейчас вступит фортепьяно.

В динамике щелкнуло, послышался тенорок Стефана Марта:

– Иван, а ведь со звездой что-то случилось…

– Случилось? – Капитан выключил станок, удивленно скосился на динамик. – Испортилась, что ли?

– Наверно, да. Она, осторожно говоря, не становится ярче.

– Но это оптический обман – от увеличения скорости, – подумав, спокойно сказал Корень. – Звезда была оранжевой, потом пожелтела, теперь она голубая. Эффект Доплера. А наибольшая чувствительность глаза приходится на желтый цвет…

– Спасибо, я тоже все это проходил! Но вот сейчас смотрю – и глазам не верю.

– Ну, хорошо, проверь приборами распределение яркости звезды по спектру.

– Ты ведь понимаешь, что это чепуха?

– Понимаю, Вань, понимаю. В том-то и дело, что я все понимаю… – Голос затих. Щелчок – и снова зазвучала музыка, соло фортепьяно в бетховенском концерте.

Корень снова включил электроэрозионный станок. Сине-белые искры начали хлестать латунный цилиндр, выплевывать в бензол черные крошки и муть. После электрорезца оставался глубокий трапециевидный паз. Искры погасли. Корень извлек из ванны теплую втулку, остро пахнущую бензолом, потрогал поверхность паза: шершавая. Вытер втулку, зажал в тиски. Достал из ящика напильник с мелкой бархатной насечкой, начал осторожно притирать грани паза.

Вечная музыка звучала среди вечных звезд. Руки Ивана делали другое, не менее вечное дело, без которого ничего не было бы: работу. Созидание. И сложный ритм концерта Бетховена удивительным образом совпадал с движениями рук Кореня. Он даже начал тихо подмурлыкивать.