Крушение - Джонатан Келлерман

Ожидая ответа, он осторожно покосился на брата и грузовик. Перекусить цепь наручников без нужного инструмента трудно. А вот ручку дверцы можно легко оторвать чем-нибудь, что подвернется под руку.

Слабость. Вот что он сейчас искал.

Слабость, благодаря которой всегда можно обнаружить заложенные в моменте возможности и которую ты не увидишь, пока она не проявит себя сама.

– Ты обещал, что мой брат выйдет отсюда невредимым. Ты можешь гарантировать это, Бронкс?

Полицейский поднял пистолет, все еще молча, и прицелился Лео в грудь.

– Бронкс, мать твою, ты что… собрался застрелить меня? Тогда тебе придется убить и Винсента. Ты и так уже наломал дров. Хочешь добавить еще и два трупа?

Бронкс, кажется, улыбнулся. Поднялся, вытащил из кармана куртки еще пару наручников.

– Никакой стрельбы, если ты будешь так любезен застегнуть один браслет на своем правом запястье.

Наручники описали широкую дугу в воздухе.

– А второй – на той же ручке, к которой я пристегнул Винсента.

Двое братьев пристегнуты к машине, где лежит неразорвавшийся снаряд. Все, что нужно, чтобы провалиться в преисподнюю – это электрический импульс, который, в свою очередь, запустит химическую реакцию, а реакция породит тепло – до фига тепла, которое расплавит железо, сожжет дотла одежду и кожу.

Белая ударная волна в несколько тысяч градусов.

– Если хочешь взять меня живым, Бронкс…

Лео дал наручникам, глухо звякнув, упасть на деревянный пол.

– …отпусти моего брата прямо сейчас и объясни, как тебе удастся не впутать его в расследование.

Бронкс подошел ближе, остановился возле Винсента.

На полпути.

– Отпущу, когда ты тоже будешь пристегнут. Но он уйдет отсюда не сразу. Сначала он поможет мне разгрузить машину. Потом мы с ним протрем ствол за стволом, приклад за прикладом, курок за курком.

Кроме последнего, на котором твои отпечатки. Вот тебе мое слово, Дувняк.

– Твое… слово?

– Мое слово. И мой брат. Ясно? Ты знаешь – я здесь один. И просчитал, почему. Потому что я в глубине души верил, что оградил Сэма от твоего влияния. И совершил до фига запрещенных ходов.

– Ты хочешь сказать – ошибок?

– Да называй как хочешь.

– Ошибок, которые могут стоить тебе твоей работы и которые ты теперь хочешь обменять на моего младшего брата? Мое молчание – на твое молчание?

Лео нагнулся, чтобы поднять наручники.

– По-твоему это справедливо, Бронкс? Что я сяду на всю жизнь, а ты останешься полицейским?

Когда наручники полетели назад, к Бронксу, это была не широкая дуга, а прямая линия. Снаряд в лицо. Бронкс инстинктивно поднял руки, чтобы защититься. Этого оказалось достаточно; Лео воспользовался моментом, которого ждал с тех пор, как вошел в сарай.

Он подобрался, как хищник, и бросился под ноги полицейскому. Всем своим весом, всей внезапной взрывчатой силой сбить с ног человека, стоящего у него на пути, а самому при этом оказаться ниже линии огня.

Дальше Лео действовал инстинктивно.

Вышиб оружие из руки полицейского. Со стуком бил Бронкса головой о пол, пока тот не потерял сознание. Потом поднялся и, вытянув из-за пояса собственный пистолет, прижал ствол ко лбу отключившегося противника.

Он решился. Он будет стрелять.

– Нет!

Винсент рванулся вперед, как собака на привязи, зазвенела цепь между дверцей и запястьем.

– Прекрати!

– Его надо убрать, Винсент! Он не отступится. Никогда! А я не собираюсь сидеть пожизненно.

Винсент весь вытянулся, чтобы коснуться брата.

– Лео, это уже не важно! Все это дерьмо никуда теперь не денется! Оно нас достанет! Меня, Феликса, маму, даже Ивана! Блин, ты обделал свои делишки, а если сбежишь, отвечать за них придется нам – ты что, так до сих пор этого не понял? Все останется как есть! Ничего не исчезнет, все так и останется. Не стреляй! Иначе ты и меня втянешь, а я не хочу больше ни во что мешаться!

Винсент дернул ручку дверцы, пнул ее ногой, уперся и рванул так, что грузовик качнулся.

– Ну брось, Винсент, я никого за собой насильно не тащу!

– Мы родились в одной семье! Нас и в прошлые разы никто не тащил! Никто!

По щекам Винсента текли слезы.

– Я пытаюсь отмыться от этого говна, как ты не понимаешь?! Каждый день понемногу смываю его с себя. Но вот это, Лео, не отмоется никогда. Если ты его застрелишь.

Младший брат в очередной раз дернул цепь в попытке освободиться.

И этот раз стал для него последним.

От дверной ручки вибрация, пройдя через всю машину, добралась до двух проводков, соединенных с полюсами батарейки.

Простой звонок должен был обеспечить соединение проводков. Звонок, который по какой-то причине не сработал. Но сработали злость и отчаяние Винсента, дергавшего цепь.

Лео не сразу заметил перемену в нити накаливания внутри термитной смеси из сульфата железа и алюминия, содержащейся в емкости на потолке. Ослепительно-белое свечение взвихрилось, выплюнуло огонь, расплавивший толстый пластик всего за несколько секунд. Шипение усиливалось, бело-желтый огненный дождь лился на гору оружия внизу.

Лео бросился в сторону от горячего цунами.

Переждав волну, он поднял глаза.

Тело Винсента тяжело и неподвижно висело на руке, пристегнутой за запястье к дверной ручке. Как мешок с кишками.

Жар спал так же быстро, как возник, но задержался среди оружия, лежащего на поддоне между термитом и бензином.

Он пошарил по полу сарая. Вот под верстаком – рифленый кусок железа, бывший когда-то существенной деталью чего-то. Дверная ручка оторвалась легко, как он и думал. Лео взял младшего брата на руки и понес из сарая.

Теплая кожа Винсента. Пальцы влажные, липкие.

Лео осторожно положил его на траву, поискал пульс, увидел шею, обгоревшую, мягкую, словно бы поджаренную.

И услышал мощный взрыв.

Термит проел жесть до бензобака, свечение от взрыва на этот раз было более слабым, а пламя ниже, но громыхнуло так, словно звук яростно стремился вырваться из сарая.

Поэтому он не уловил шаги – заметил только краем глаза руку, занесенную над ним.

Руку Бронкса. Сжимавшую пистолет.

Рукоятка ударила в затылок.

Он ничего не почувствовал.

От яростного пламени до глухой темноты – за одно мгновение.

* * *