Вне корпорации - Эйтан Коллин

— Хочет?

— Да, — кивнул доктор, — именно хочет. Все его действия, все его уловки направлены на то, чтобы как можно сильнее разозлить нашего пациента.

Нила не поверила доктору:

— А может, Самбьянко просто дурак? Помните, что говорил Фрейд?

Доктор Джиллет вздохнул, вспомнив, как еще, в сущности, молода Нила.

— Нила, вы так зациклены на проблемах своего пациента, что, простите, немного зашорены. — Он помолчал и продолжал: — Представьте себе, что ваш пациент — Гектор и что вам нужно понять его.

Нила собралась возразить, но замерла на полуслове и задумалась. Доктор Джиллет терпеливо ждал, когда ее мысли примут новое направление.

— Джастин для Гектора — не просто задание, — ответила Нила, начав кое-что понимать. — Джастин задевает одну из первобытных эмоций Гектора: ревность, страх, ненависть… Гектор, возможно, и сам не понимает, что им движет. Вот почему он продолжает упорно злить и раздражать Джастина, выводить его из себя.

— Вот именно, Нила! У нашего мистера Корда множество чудесных качеств, но вместе с тем он очень вспыльчив, что сразу становится заметно, когда ему кажется, что ему угрожают.

— Мне кажется, Джастин и Гектор с равной силой раздражают друг друга.

— Да, — согласился Джиллет. — И Джастин во всей этой истории кажется мне подростком. Подумайте о нем как о подростке, и тогда, возможно, его реакция на Гектора станет для вас понятнее.

— Но ведь ему за пятьдесят!

— Физиологически?

— Выглядит он на тридцать. — Нила помолчала, поняв, что упустила что-то важное, и сокрушенно улыбнулась. — Ну конечно! Налицо все бурные физиологические проявления молодого взрослого при полном отсутствии сдерживающих факторов и многолетнего опыта, помогающего сдерживаться…

Таддиус сочувственно закивал:

— Не обманывайте себя, Нила. Во многом Джастин — уникальный случай. Когда стало возможно настоящее омоложение, пациентам меняли возраст постепенно, медленно… С годами люди, прошедшие процедуру омоложения, привыкли к своей новой внешности. Нашим современникам некуда спешить. Они привыкают к своему новому организму и новому возрасту. Джастин — первый человек на моей памяти, кто из пятидесяти сразу скакнул в двадцать лет!

— Мне нужно с ним поговорить, — сказала Нила. — Но трудно будет убедить его в том, что он злится на Гектора из-за гормонов.

— Вам не придется его убеждать. Объясните, что его гнев вполне естествен, чего нельзя сказать о его реакции. Уверен, он вас поймет. Вот почему я предлагаю ему потребовать психоревизию Гектора. Получив возможность нанести ответный удар, Джастин немного успокоится. Ему больше не будет казаться, что он бессилен против Гектора и GCI, что для Джастина одно и то же. А потом можете назначить ему физиологическую реадаптацию или хотя бы курс гормонотерапии. Считаю, что требование Джастина о ПР не удовлетворят, поскольку для нее нет оснований. Зато за время подачи иска и многочисленных апелляций в семи инстанциях он успеет остыть. Если даже суд каким-то чудом согласится с требованием Джастина, учитывая возможности GCI, иск будет оспорен во всех инстанциях вплоть до Верховного суда. А мы все знаем, как они там относятся к психоревизиям!

Ниле пришлось признать, что замысел Джиллета вполне продуман и имеет смысл. Но это не означало, что предложение доктора ей понравилось.

— Таддиус, я доверяю вашему опыту, но ваше предложение мне все равно не по душе. Гектор что-то задумал.

— Дорогая моя, — ответил доктор Джиллет, не веривший в интуицию, — никакой психоревизии не будет, суд наверняка отклонит иск. Вам нужно беспокоиться только об одном: как привести уровень гормонов нашего пациента в норму.

— Наверное, вы правы, — ответила Нила, сдаваясь. — Но у меня все равно неприятное чувство под ложечкой…

Доктор улыбнулся и жестом предложил вернуться к остальным. Войдя, они заметили, что Джастин больше не сидит с мрачным видом на диване, а расхаживает по комнате.

Он повернул голову и увидел их.

— Значит, накормим Гектора его же снадобьем?

Нила не могла не заметить: впервые за долгое время глаза Джастина сверкали так же, как и его улыбка.

Гектор наслаждался вновь обретенной властью. Он снова стал независимым консультантом, который отчитывался только перед советом директоров. Кроме того, ему выделили отдельный кабинет в штаб-квартире GCI, на одном этаже с вице-президентами. И хотя он не являлся вице-президентом, его присутствие на данном этаже воспринималось вполне недвусмысленно. Если они снова облажаются, «новенький», то есть умник, который всех предупреждал, но которого не послушали, получит их пост, их кабинет и их привилегии.

У Гектора даже появилась секретарша, которая, правда, не особенно ему нравилась и которой он не слишком доверял. Гектор готов был поставить акции самого Председателя против коровьей лепешки на то, что на самом деле его секретарша работает на главу отдела спецопераций Керка Олмстеда. Ну и пусть, думал довольный Гектор. Керку и без него есть о чем поволноваться. Предложение Олмстеда участвовать в процессе не только провалилось, его замысел закончился громким скандалом. Первый день торгов после суда оказался самым черным в истории GCI. Хотя корпорации довольно скоро удалось вернуть восемьдесят пять процентов потерянного, раны еще не совсем затянулись. Воздействие катастрофы будут ощущаться на фондовой бирже, бирже ценных бумаг и валютных биржах еще долго. Хотя Керк теперь официально возглавлял отдел спецопераций, все понимали, что место Замдира вакантно. Если Керк не сумеет исправить последнюю ошибку, пост получит тот, кто сумеет это сделать. А у Гектора имелся план.

— Мама! — Гектору пришлось практически кричать в голодисплей. — Пожалуйста, не перебивай меня!

— Ты говоришь как ненормальный!

Перед ним возникла голограмма красавицы, платиновой блондинки лет двадцати восьми в клетчатом розово-малиновом платьице с глубоким вырезом. Гектор поморщился: мать всю жизнь страдала полным отсутствием вкуса.

Вздохнув, Гектор постарался преодолеть «мамино воздействие» — чувство, будто ему снова восемь лет.

— Но ты хотя бы подумай! — просил он.

— Ты предлагаешь мне собственными руками отправить родного сына в дурдом?!

— Мама, процедура называется «психоревизия», пожалуйста, не употребляй вульгарных выражений, из-за них ты кажешься такой… хм… молодой!

— Милый мальчик, меня по-всякому обзывали, но чтобы «молодой»… — ответила мать, морща лоб. — И кто — собственный сын! — Увидев, что он не поддается, мать надулась. — Гектор, голубчик, что скажут мои друзья? И что еще важнее, ты хоть понимаешь, что после этого случится с твоими акциями?

Гектор вздохнул:

— Мама, тебе-то какая разница? Ты ведь меня давно продала, разве нет?

— Какой ужасный вопрос! — ответила мать, изображая потрясение. — Ты мой единственный сын!