Дураки умирают первыми - Виктор Точинов

Третий шаг…

Его не будет.

Нет, он будет, но не для рыцарей на мосту. Третий шаг станет их приговором. Третий шаг обрушится на них. Третий…

Чудовище заносит лапу.

— Сейчас, — шепчет Стефан.

— Спасайтесь, — шепчет Трес.

— Давай, — бормочет утирающий кровь Керк.

И Гуго де Лаэрт даёт. Сейчас. Спасает.

Он завершает сложнейшее заклинание, и три мага резким движением соединяют правые руки, создавая алый меч, волшебный клинок, колдовскую пушку, которая выстрелит снарядом-заклинанием, использовав всю, до капли, энергию трёх боевых магов.

— На!

В морду задравшего лапу чудовища влетает ярко-красное облако. Нет… Туча! Нет! Чудовище окутывает алый туман! Аркан тумана на глазах превращается в сеть, окутавшую замершую тварь, впитывается, проникает, просачивается внутрь и превращает кремний в…

— Кислород! — удивлённо восклицает Стефан.

— Первое, что пришло в голову, — пожимает плечами де Лаэрт. — Кислород растворится в атмосфере, не оставив следов. А если бы я превратил кремний в алюминий, мы засыпали бы им всю Стрелку…

Керг начинает хохотать.

* * *

— Отдай мне сына!

— Тебе! Не ему!

— Убери ЭТО, тварь!

— Я убью его, Господин!

— Я и есть он!

— Борись, — предложил Кемпиус, следя за тем, чтобы бывшая не оказалась слишком близко. — Он не изменил тебя, а затуманил. Внутри…

Бамс! Де Шу с трудом отбивает пулей вылетевшую змейку, отталкивает Свету, снова наподдаёт змейке и почти прижимается спиной к колбе. Изнутри по стеклу скребутся когти, прожектором светит третий глаз, доносятся истошные вопли, но сейчас они для Кемпиуса — лучшая музыка. Поскольку он видит, что бывшая не понимает, чего от неё хочет урод, не осознаёт, что его напугало…

— Внутри ты осталась прежней, той самой Светой, которая обожает сына и которая…

Но она не слышит бывшего, она бросается на него, как зомби, — вытянув руки и оскалив рот. Бросается одновременно со змейкой. Обезумевшая женщина и жаждущее крови серебро должны были одновременно ударить Кемпиуса, и он понял: «Пора!»

И выставил перед собой Меч, одновременно наполняя его скудными каплями собственной энергии. Всё, что было у него внутри, де Шу отправил в свой артефакт, и произошло это настолько быстро, что «монструз» попросту не успел высосать драгоценную энергию.

Алый камень вспыхнул. Заряженный Меч встал на пути змеи.

Но не для того, чтобы убить, нет. Убить серебро невозможно. Так же, как нельзя прикончить сидящую в колбе тварь. И ещё заряженный Меч встал на пути змеи не для того, чтобы отбить ее, — время фехтования закончилось. Меч встал, чтобы прикоснуться и уйти, потому что одного-единственного прикосновения хватило, чтобы блестящее копьё расплавилось, на лету вернулось к настоящему своему размеру, превратилось в маленькую каплю жидкого металла, которая вонзилась в сердце…

Должна была вонзиться в сердце Кемпа. Но в самый последний момент рыцарь элегантным финтом ушёл от столкновения, и не успевшая отвернуть капля влетела в серебряный обруч. Туда, откуда её срезал Бойко. Влетела в свой дом, вновь сделав его цельным.

— НЕТ!!

Это был не вопль — вой. Жуткий, тоскливый, мощностью в миллион децибел вопль проигравшего урода. Змейка на мгновение замерла на поверхности, показавшись блестящей каплей на матовом теле обруча, а затем растворилась в нём, слилась без остатка, закончив свои странствия и намертво запечатывая в колбе почти освободившегося «монструза».

— НЕТ!!

Вопль потряс Васильевский ненамного слабее, чем шаги кремниевого монстра, заставил вздрогнуть чудов и упасть в обморок Свету. Упасть в шаге от де Шу, и рыцарю ничего не оставалось, как подхватить бывшую на руки, выронив ради такого дела драгоценный Меч.

— Откуда он взялся? — негромко спросил Кемпиус. — Я здесь больше недели и видел только чистую воду.

— Ладожский лёд, — невозмутимо объяснил Питер. Старый утвердительно кивнул. — Он всегда бывает в апреле, а после особо холодных зим даже в начале мая, год на год не приходится… Нева уже чистая, а на Ладоге лёд ещё лежит, медленно подтаивает, разрушается, и в один прекрасный день вся эта масса устремляется в Неву.

Ледяные поля, втискиваясь после озёрного простора в речную тесноту, крошатся, ломаются на льдины, те наползают одна на другую, — и многослойная ледяная лента со скрежетом и грохотом несётся к городу, а через город — в залив. И сейчас Неву сплошь, от набережной до набережной, заполонило движущееся белое. Льдины скрежещут о береговой гранит, об опоры мостов, бьются, словно злятся, одни торопятся, другие, наоборот, слегка притормаживают, словно надеясь остаться, но надежды их тщетны. Белое идёт в залив.

Навсегда.

— Красиво, — задумчиво прокомментировал рыцарь.

— Да, неплохо. — Питер повертел в руке маленькую бутылочку. — Хочешь воды?

— Давай. — Кемпиус приложился к простенькому угощению, но не поблагодарил.

Говорить не хотелось. Ничего не хотелось. Он просто стоял, небрежно облокотившись на ограждение Троицкого моста, смотрел на идущее в залив белое и не хотел ни о чем думать.

Стоял один. Как привык. И как сейчас ему было противно. Свободный, как такси с зелёным огоньком. Никому не нужное такси.

И потому де Шу обрадовался появлению парочки, хотя виду не показал.

— Как твой контракт? — осведомился Питер.

— Братья-чуды отдадут мне копию «монструза», — после паузы ответил рыцарь. — Я отдам её Старку и получу гонорар. Спасибо, что спросил.

— Мы благодарны за то, что ты поверил, — серьёзно произнёс Питер. — И ещё больше за то, что не рассказал о нас братьям. Ты поступил благородно.

— Отдашь при случае, — равнодушно ответил Кемп, вертя в руке бутылочку с водой.

— Мы не планировали встречаться с тобой снова, — заметил Питер.

— Я тоже не планировал рисковать жизнью и спасать всё это от древнего дерьма, — де Шу кивнул на разнесённую Стрелку. — Так что звони иногда, спрашивай, не нужно ли мне чего.

Несколько секунд Питер обдумывал предложение, затем осведомился:

— А если я откажусь?

— Не откажешься, — хмыкнул чуд. — В отличие от Светы, я знаю правила. Ты должен. И ты отдашь.

— Да, ты знаешь правила, — констатировал Питер. — Прощай.

— Увидимся.

* * *

В то, что его сын выбран жертвой, де Шу поверил сразу.

Не потому, что предчувствовал или ждал плохого, просто не увидел других причин, по которым странная парочка могла к нему обратиться. Знал, как рискуют они, подходя к чуду, и потому поверил.