Родники рождаются в горах - Фазу Гамзатовна Алиева

Сын Жамалудина не подозревал о сомнениях своего отца. Он всех по очереди весело угощал черешнями из корзинки. Что было ему грустить? Рядом с ним Шарифат!

И гости и хозяева охотно брали ягоды, любовались ими, пробовали, хвалили. Каждый говорил «баркала».

Дойдя до Жамалудина, Хаджимурад сказал:

— Это мой отец, Шарифат!

— Попробуйте, пожалуйста, черешни, — смущенно пролепетала девушка.

— Спасибо, королева! Пусть будут долго молодыми прекрасные руки, предложившие мне эти первые дары солнца!

Шарифат и Хаджимурад пошли дальше. Жамалудин, так и не донеся ягоды до рта, восхищенно глядел им вслед.

Хаджимурад подошел к Багжат, которая с каменным лицом смотрела перед собой. Вдруг взгляд его упал на дрожащие руки девушки. Жалость шевельнулась в сердце Хаджимурада. «Почему она так грустна? И прекрасна?» — подумалось ему.

Так и не подняв черных ресниц, Багжат взяла ягодку из корзины.

— Тебе нравится наш байрам? — спросил Хаджимурад.

— Очень! — Багжат посмотрела на Шарифат. Хаджимурада, стоявшего рядом, Багжат будто бы не видела.

Корзинка в руках Шарифат опустела. Все участники праздника, и хозяева и гости, разбрелись по саду, начался сбор урожая.

Дети в серьгах из ягод бегали между деревьями, мешали взрослым, озорничали.

— Осторожно! Не ломайте веток, — приговаривал Хайрулаг, появляясь то здесь, то там. Он с притворной строгостью грозил ребятишкам пальцем.

Сборщики наполняли корзины крепкими, поблескивающими на солнце ягодами. Смех, песни, веселые шутки не умолкали.

С потяжелевшими корзинками все собрались на лужайке. Поверх травы и полевых цветов лежали ковры и скатерти. Женщины разламывали горячий хлеб, ударяя о колено. Нельзя было понять, что благоухало сильнее: только что испеченный хлеб или свежесорванная зелень. Ветерок доносил от котлов запах жареного и вареного мяса.

Шарифат поставила рядом с другими свою корзину, полную черешен. Она решила, что ее обязанности окончены, и, невольно чувствуя облегчение, побежала к своим горчоковцам, собравшимся кучкой.

Девушка обняла Багжат.

— Что со мною сделали? Неожиданно выбрали, а я и не знаю, как быть. Ты считаешь, я вела себя ничего? Ведь я и не слышала об этом обычае…

— Да кто из нас слышал: откуда и знать все это нам, выросшим там, где и яблок-то не бывает, не только черешен. Но не волнуйся, ты очень хорошо себя держала.

— Правда?

— Конечно, правда. Особенно, когда ты… — Багжат вдруг осеклась.

— Что с тобою? — Только сейчас Шарифат заметила, что ее подруга бледна и смотрит невесело.

Багжат постаралась улыбнуться.

— Нет, ничего. Устала немного.

Разговор этот прервал Хайрулаг.

— Мы ждем королеву байрама. Все готово — пора начинать!

К Шарифат подошел Хаджимурад.

— Ты от меня удрала… На байраме черешни такой закон — ты все время должна быть на глазах. Без меня не можешь ни одного шага сделать. Я за тебя отвечаю…

— До сих пор ты за нее не отвечал, без тебя и впредь обойдемся! — оборвал Хаджимурада Ибрагим. — Нечего тебе так стараться!

— Мы не будем говорить о том, что было раньше, — мягко произнес Хаджимурад. — Вы наши дорогие гости, но должны подчиняться законам Цибилкула. Сейчас у нас один закон — накормить проголодавшихся.

Гостей проводили к самому нарядному ковру, — он красотой соперничал с цветущим майским лугом.

Женщины предлагали гостям еду и питье. Мясо, разложенное в больших деревянных тазах, испускало ароматное дыханье. На плечах хозяек в огромных балхарских кувшинах булькала буза…

Сквозь густой пар, поднимавшийся от вареного мяса, лица были видны, как через кружевное покрывало. В ореховом урбече, заливавшем чуду, купались солнечные лучи. Из рук в руки передавали блестящие шампуры с нанизанной бараниной. Пахло жареным мясом, политым уксусом.

Хайрулаг взял в руки большой турий рог.

С места вскочил Хирач.

— Эй ты, самозванец, подожди, когда тебя выберут, не спеши хвататься за рог тамады. А если люди не желают, чтобы он был в твоих руках?

Хайрулаг хитро улыбнулся:

— Я хотел наполнить рог и передать тебе! Может быть, люди и выбрали бы тебя тамадой. Но после этих слов не бывать рогу в твоих руках! Разве не правду я говорю, люди.

Вокруг зашумели:

— Твои слова разят, как стрелы!

— Метки, как пули, слова Хайрулага!

— Ты у нас бессменный тамада!

— Правильно, жамаат, но для тамады и заместитель нужен, — не уступал Хирач. — Таков теперь закон.

— Нет, замов я не признаю! В этом деле я придерживаюсь старых законов! — Хайрулаг поднял руки к небу, — Разве я не прав, друзья?

— Твое слово, что граненый алмаз!

— Ты всегда прав!

— Один тамадой будешь!

— Видишь, Хирач, меня поддерживает весь жамаат, как корни — дерево, а фундамент — стену. — Хайрулаг высоко поднял турий рог, покрытый шапкой белой пены, крикнул:

— Где королева байрама?

Шарифат вздрогнула, а Хайрулаг не унимался.

— Хаджимурад, ты назначен телохранителем королевы байрама! Вот ты и приведи мне, тамаде, королеву.

— Шарифат, приглашают, идем!

Хаджимурад и Шарифат пробирались мимо пирующих к тамаде. Ибрагим уронил недоеденный кусок баранины, вскочил, но, увидев, что королева байрама с телохранителем миновали его, снова сел.

— Наполняйте рога! — распорядился Хайрулаг. — А теперь разрешите мне, — продолжал он, — опустошить мой за здоровье трудолюбивых людей, вырастивших всю эту благодать. — Он залпом выпил и перевернул рог концом кверху.

Хирач, пьяненький, подошел к Шарифат.

— Дорогие гости, — начал он заплетающимся языком. — Я тоже хочу…

— Прежде чем говорить с королевой байрама, нужно спросить у меня разрешения, — отстранил его Хаджимурад. — За самовольство, я слышал, полагается штраф.

— Полагается штраф! — важно подтвердил тамада.

— Вот видите, опять меня штрафуют. — Хирач протянул Хайрулагу рог.

— Тебя что-то уж очень часто приходится штрафовать. Теперь выпей этот. — Хайрулаг протянул сторожу свой рог тамады.

— Вам всем смешно, что мой Хирач пьянеет, — к старику подошла его жена с тазом, полным хинкала. — А тащить домой-то его мне придется. Если не знает удержу рот пьющего, то должна устать рука наливающего!

— Дай мне свободу, женщина! — взъерепенился Хирач. — Моя жена хорошо освоила байрам восьмого марта, когда получила равноправие. Тянет меня за собой, как козленка за рога. Не-нет. Я еще должен выпить. За здоровье моей единственной, любимой жены должен! — Он залпом осушил рог.

Все пирующие с удивлением смотрели на Хирача.

— Стар, стар, а сколько выпил!

— И еще может выпить!

— В его годы мы такими не будем.

— Стар, да здоров.

А Хирач, подмигнув, подцепил вилкой хинк с деревянного блюда, которое держала жена, и, забыв, что изображает подвыпившего, сказал вполне трезво:

— Один андиец спросил у муллы, проповедовавшего райскую благодать: «Скажи, мулла, едят ли в раю хинкал с чесноком?»…

Продолжения никто не слушал.

— Скачки! Сейчас начнутся скачки! — закричали дети.

Забыв о еде, и гости и хозяева помчались к площади за аулом. Там молодые джигиты в старинных одеждах еле