Битва за Лукоморье. Книга 2 - Роман Папсуев

Василиски обращают своих жертв в особый жив-камень, который и едят. Если нет особого, годится любой, но здешняя тварь перед смертью нажралась до отвала, а нажравшиеся до отвала засыпают крепко. Может, это Алеше и помогло, но вернее всего он бы и так управился.

Богатырь со смесью отвращения и злости вгляделся в выгрызенную в окаменевшем теле дыру. Заледеневшие, наполовину сожранные волками трупы он видел, но там кости оставались костями, мясо мясом, а одежда одеждой. Взгляд василиска обратил все в эдакую посверкивающую серо-черным цельную глину. Был человек, стал истукан, любопытно, на сколько бы василиску его хватило. От тех, кто приходил сюда до Ежовича, не осталось вообще ничего… или нет, осталось!

Иногда в пещерах вырастают каменные сосульки и столбы. Были они и в логове василиска, только эти столбы некогда ходили и носили на себе тела с не самыми умными головами. Каменные ноги, дюжины полторы каменных ног стояли парами и были обгрызены до сапог, окаменевших, но чем-то чудищу не потрафивших. О таком в китежанских книгах не говорилось, а может, василиск, состарившись, начал чудить…

Башку в причудливой короне из сросшихся рогов Алеша все-таки прихватил, хотя сперва и не собирался. Правда, совать в чудом не позабытый на выступе мешок не стал, так и доволок до лаюновой пещеры, держа за самый длинный вырост.

Упорно сидевший при входе лаюн отрубленной головы не испугался, а самому богатырю обрадовался: подскочил, весело квакнул и завилял куцым хвостом. Его хозяин продолжал уписывать сласти и даже не обернулся. Ну хорошо же!

– Проходил тут недавно один, – бросил сластене Охотник, – про василиска ты ему не сказал.

– Он много золота хотел, – равнодушно откликнулся нечистик. – Я указал, где много золота искать. Он пошел и умер. Мое мне осталось.

– И многим ты еще говорил?

– Кто шел, тому и говорил. Пусть идут туда, а здесь мое.

– Тогда почему ты про василиска сказал мне?

– Так ты золота не хочешь. Ты мне не навредишь.

«Ты мне не навредишь»… А ведь их нужно прикончить. Обоих, и зубастого-рукастого старикашку в шапке, и колченогого мордатого пса. Они, пусть и не злонравы, но себе на уме, могут убить или послать на смерть. Они опасны… только долг платежом красен. И не важно, что наколки предупредили бы об угрозе, а он учуял бы мускусную вонь. Неслучившегося не бывает, существует только то, что произошло, и еще существует совесть.

Охотник присел, выкладывая из мешка припасенные впрок сласти, немного, но хватит. Хвостиком следовавший за китежанином лаюн тут же исхитрился лизнуть Алешу в нос. Язык у паршивца был холодным и скользким, казалось, в лицо бросилась лягушка, но мерзким это не было, мерзкое осталось за спиной.

– Скоро сюда придут, – твердо и спокойно сказал Алеша, утирая лицо. – Если вы останетесь здесь, вас убьют. Я знаю, что ты умеешь проклинать. Так умеешь, что твое золото не принесет тем, кто его возьмет, ни радости, ни достатка, а только беду и раннюю смерть. Но тебя тоже не будет. Это-то ты понимаешь?

Кладовик не ответил, только перестал жевать, повернув к Алеше старческую клыкастую рожицу с мелкими чуть раскосыми глазками. К хозяину подошел лаюн, сел и тоже уставился на богатыря, вывалив язык и по-жабьи дергая горлом.

– Я должен проклясть, – прошептал кладовик. – Если все мое заберут, должен.

– Сделаем так, – наставления наставлениями, книги книгами, но важней совести ничего нет и быть не может. Прав гусляр Громослав, ох прав! – Василисков клад пусть лежит, где лежал, а твой я перетащу в другую пещеру, там глубоко, сухо и хорошо. Ты мне про василиска сказал, я тебе – про скорую беду. Долг платежом красен.

Китежанин ждал ответа, на всякий случай держа руку на рукояти меча, кладовик молчал, рассеянно хрумкая пряником. Он должен согласиться, есть же у него мозги, а жить все хотят.

– Непонятный ты человек… – с каким-то удивлением произнес наконец нечистик, – но честный, не отнять. Хорошо, что живым вернулся. Щит, вижу, нашел.

– Да, спасибо тебе. Ты понял, что я сказал? Сюда придут и заберут золото, и дальнее, и твое.

– Я понял, – кладохранитель вдруг взял и, не глядя, протянул лаюну леденец, сам же продолжал буравить Алешу взглядом из-под кустистых бровей. – Верю тебе. Дай мне одну монету, как сундук возьмешь. Ну иди, чего стоишь?

– Иду.

Голову василиска в теперь уже вовсе пустой мешок Алеша все-таки сунул, так было удобней. Бросив, как и было велено, одну монету кладовику, Охотник потащил к выходу сундучок – тот оказался куда легче, чем думалось. Золото – штука тяжелая, но дурень Фомка мог насыпать монеты поверх бобров и соболей. Любопытно, куда он делся и почему никто не забрал разбойничье добро? Разве что лезли дальше и нарывались на василиска – сперва сами, потом объявился кладовик и принялся подсказывать…

«Он много золота хотел… Я указал, где много золота искать… Он пошел и умер». Последним так умер Ежович, и гадай теперь, кто его убил: василиск, кладовик или же Лукьян прикончил себя сам. Все ответы верные, и все же третий вернее.

Когда в пещерный сумрак влился золотистый вечерний свет, Алеша наклонился, выискивая следы Ежовича, но на щебне следов не остается. Разве что поискать в лощине у водопада, там сыро и там каменные кости прикрыты глинистой шкуркой, хотя и так ясно, что совсем недавно здесь прошел скверный человек из светлой деревни. Очередная загадка разрешилась неожиданно, глупо и страшно.

Разъяренный потерей пусть и призрачного золота мужик со злости наврал ненавистному Охотнику про нечисть в пещерах. Авось супостата засыплет, только сапог и останется! Наврал, а потом испугался. Нет, не того, что человека на гибель послал, – того, что тот золото найдет, вот и решил опередить. Пока Алеша проверял пещеру за пещерой, Ежович рванул туда, где сгинули кладоискатели, отыскал вход, полез внутрь, ну и… Хотя оно и к лучшему. Душу бы дурак Тьме так или иначе бы продал, дозрел уже. Заодно и другим бы нагадил, а теперь лишь Белобог ему судья.

«Долго ты, – упрекнул, принюхиваясь, Буланко. – Плохо было? Тошно? А это что, вонючее?»

– Василиска убил, – ушел от прямого ответа Алеша, – и щит себе нашел. Похоже, с самого Колобухова поля.

«Щит вижу. Василиска чую. Пропал мешок, потом только выкинуть».

– И леденцы твои пропали.

«А в сундуке что?»

– Золото. Ладно, поехали.

«Куда?»

– Назад. Помнишь, третью по счету пещеру, где мы сегодня были?

«Еще бы не помнить».

– Вот туда.

Умный Буланыш приставать с расспросами не стал, а пройденные дороги он и впрямь помнил, правда недолго, не больше месяца. Обычно этого хватало, тем более что Охотники редко возвращаются.

Примеченную пещеру Алеша оглядел с пристрастием, словно сам собирался в ней засесть, и остался доволен – чисто, сухо, глубоко и пусто, ни летучих мышей, ни чужой нечисти. Вряд ли сюда кто сунется, а если кому-то отчаянному и взбредет в голову – лаюн отпугнет, эхо тут знатное.