Битва за Лукоморье. Книга 2 - Роман Папсуев

Охотники умеют ждать. На всякий случай Алеша отсчитал еще пять сотен капель, после чего позволил себе высунуться.

Висящий вниз башкой закутанный в собственные крылья василиск теперь уже окончательно походил на летучую мышь, только размерами эта «мышка» была чуть ли не с самого Алешу. Вжавшегося в стену гостя она пока не чуяла, но добраться до нее сразу и быстро, и бесшумно не выходило. Если без затей броситься вперед, тварь очнется, а дальше… уж как повезет. Полусонный клобук, что к чему, разобрал не сразу и к тому же предпочел рвануть прочь, василиску соображать незачем, ему довольно открыть вторую пару глаз. Правда, сперва нужно проснуться, накопить достаточно смертоносной волшебной силы и сосредоточить взгляд на цели, а это, как говорит книга, «несколько мгновений». Несколько… Это и до трех просчитать, и до восьми. Умники худовы, не могли точней написать!

До цели, если напрямую и не споткнуться, прыжков семь. Двери тут нет, вышибать нечего, но эхо гулять все равно пойдет. Василиск всяко проснется, а в темноте пещерные жители видят отлично. Попробовать подкрасться вдоль стены? Если удастся проскользнуть, самих прыжков потребуется не больше двух, а если не удастся? Стоять, ждать и дышать отравой тоже не дело, в горле уже першить начинает. А ведь как удачно висит, один удар – и башки нет. Если василиска убивает обычный клинок, то Звездный и подавно. Звездный и подавно…

Мелькнувшая мысль сперва показалась дикой, потом – единственно верной. Подкрасться к твари так, чтобы она не проснулась, почти невозможно. Добежать, прежде чем она опомнится и ударит, – тоже, но по-настоящему яркий, неистовый свет обитателя подземелий должен оглушить. Обычный огонь, каким бы большим ни был факел, здешний мрак не разгонит, а вот Звездный меч… Его свет сдерживал упырей, проймет и василиска. Правда, сиять клинку недолго, но всяко больше, чем «несколько мгновений».

Волшбу Алеша сотворил, благоразумно отойдя за поворот на нужное число шагов, благо время от конца заклятья до самой яркой вспышки знал не с чужих слов. Разбуженный меч разгорался ровно столько, сколько богатырь мчался ко входу в пещеру, и ровно столько же вновь привыкали к свету глаза. Ошибка стоила бы дорого, но китежанин не ошибся. Ошалевший василиск только и успел, что слететь вниз и хрипло зашипеть, но была ли это угроза или крик боли, Охотник уже не узнал.

Звездная сталь и так куда лучше обычной, а уж усиленная заклятием, да еще и в богатырских руках… Зло и лихо свистнул рассекаемый воздух, и клинок прошел сквозь чешуйчатую шею будто сквозь морок. Василиск взмахнул крыльями, и тут клювастая, бело-красная башка с так и не открывшимися смертоносными глазами подскочила вверх, ударилась о своды пещеры и покатилась по полу. Туловище, из шеи которого била серая с черным отливом струя крови, прыгнуло вперед, как порой прыгает обезглавленная курица, и завалилось на спину. Затрепетали крылья, дважды хлестанул по полу змеиный хвост, заскрежетали по беловатому камню когти, и тварь окончательно околела.

Дело было сделано, и Охотник, заходясь в кашле, шарахнулся от словно бы полной свинцовой тьмы лужи. Кровь василиска оказалась еще той отравой. По-умному Алеше следовало побыстрей убраться, но меч все еще сиял, заливая сваленные у дальней стены сокровища ослепительным радужным светом. Как же было не проверить, не найдется ли там приличного щита?

В первой пещере китежанин не сомневался, что перед ним пресловутый Фомкин клад, но в логове василиска золота, драгоценных кубков и оружия было слишком уж много. Столько не награбил бы и десяток разбойничьих ватаг, а кладовик со своим неполным сундучком и вовсе казался жалким нищим! Выходит, казна, только чья? Груды странного вида монет Алешу не вдохновили, золото и золото, но рядом красовался целый арсенал, и там китежанин застрял надолго.

Звездный меч угасал, глаза слезились, во рту ощущался какой-то мерзкий привкус, но богатырь упорно рассекал воздух причудливыми клинками, примерял к руке палицы и шестоперы, разглядывал клейма секир. Щитов здесь тоже хватало, главным образом круглых, разукрашенных самоцветами и позолотой, покрытых диковинной непонятной вязью и похожими на руны символами. Выглядело богато, да и сработано наверняка было на совесть, но таскать с собой эдакое роскошество не тянуло. Китежанин сглотнул, борясь с одолевающим кашлем, и совсем уже собрался уходить, но тут его словно окликнул кто. Отбросив причудливый золоченый клевец, богатырь наклонился над грудой драгоценных чаш, и ему словно в душу глянул огромный строгий глаз.

Безо всякого почтения разбросав драгоценные сосуды, Алеша выволок из-под них круглый щит, на котором сиял показавшийся здесь чужим великоградский знак – золотое солнце с ликом. Только изображено оно было непривычно, по-старинному – с короткими лучами, нахмуренными бровями и сурово изогнутым ртом. Нынче такое встретишь разве что на старых воротах столицы да в древних летописях, но именно под ним шли русичи на Колобухово поле ломать силу Кощееву и таки сломали.

Удивительную находку Алеша оглядел со всем тщанием, хотя то, что больше с ней не расстанется, понял сразу. И не важно, что оковка слегка помята, а сам княжий знак не украшают адаманты да яхонты, ничего лучшего он не сыщет, даже обшарив сокровищницы всех царств и королевств Золотой Цепи.

Круглый, цельный и надежный – сколько под землей лежал, и даже кожа ремней не истлела! – щит оказался тяжеленек. Обычному человеку такой не то что таскать с собой, поднять непросто, ну так то обычному.

– То, что для богатыря ковалось, – непонятно кому сообщил китежанин, – богатырю и носить!

Ответа, само собой, не последовало, и Алеша закинул обретенное сокровище за спину, непонятно с какой радости вспомнив переворотня Иванушку с его сестрицей, а затем другую Алену. Ведь все глаза выплакала, а зла на Кузьму с Журавкой не затаила, как же такую не порадовать? И пусть горячие золотые сердечки на холодное золото не падки, не в нем дело, а в памяти и добром слове, дело в надежде. Изящный браслет, тонкое плетение которого дополняли ярко-красные лалы[17], на глаза Охотнику попался сразу, будто ждал, а больше здесь искать было нечего.

Изрядно подуставший Алеша совсем было собрался вернуть почти угасший клинок в ножны, но, вспомнив китежские наставления, решил напоследок проверить мертвое чудище. Василиск смирно лежал среди кровавой лужи, уже подернувшейся тусклой, словно бы пыльной пленкой. Пятна крови на потолке тоже потускнели и, кажется, перестали сочиться отравой. Дышать по крайней мере стало легче, и богатырь во исполнение все тех же наставлений обошел пещеру по кругу.

Слева от выхода, там, где давеча копошился василиск, стоял Лукьян Ежович. Каменный и без одного плеча. Если б не куча оружия и не слезившиеся от яда глаза, Охотник бы заметил его раньше, а если б ушел сразу, так бы и не узнал, что прикормивший клобука глупец сгинул.

– Вот ведь дурень хренов, – проворчал богатырь, заставляя себя тронуть каменную ладонь, поднятую, будто в последние свои мгновения Лукьян пытался прикрыть глаза.