Следы апостолов. Секретная миссия - Эндрю Олвик

Ночью под деревней Андруши впервые вышел в эфир радиопередатчик, доставивший в Центр информацию примерно следующего содержания: «Бордель отыскался. Ждем прибытия 12 девиц, в связи с чем перевод бухгалтера дяди Отто в казино «Валгала» переносится на неопределенный срок». («Лаборатория отыскалась. Ожидается, что отыщутся и 12 Апостолов, в связи с чем с устранением Вагнера придется повременить.».)

* * *

После пережитых потрясений, когда в течение суток его жизнь несколько раз висела на волоске, Штольберг вдруг почувствовал дикую усталость. Посылая его в тыл, отец надеялся обезопасить сына от шальных пуль и других трудностей фронтовой жизни, но все складывалось совершенно по-другому. Война есть война, и где приходится сложней, известно одному лишь Богу. Вдруг исчезло желание проводить вечера в ресторане, видеть лубочную рожу Гетлинга, болтать о всякой ерунде и пьянствовать. Знакомый врач велел гауптштурмфюреру несколько дней полежать дома. Попить таблеток для восстановления расшатавшихся нервов, почитать какой-нибудь приключенческий роман Жюля Верна и послушать классическую музыку немецких композиторов. Три дня Эрих релаксировал и вполне восстановился, лишь одна мысль не давала ему покоя — исчезнувшая после визита Генриха неизвестная фотография. На минутку проведать товарища заскочил Гетлинг, с которым Эриха так и подмывало поделиться своими сомнениями. Он сообщил об успешно проведенной операции, о том, что обнаглевшие партизаны намедни взорвали еще один мост, и о своих планах взять в заложники и расстрелять для порядка пару десятков местных жителей.

— А что вы думали, Штольберг, — разводил руками Лотар, — иначе никак нельзя. Иначе они нам совсем на голову сядут. Наверное, завтра этим и займусь.

— Гетлинг, а вам никогда не хотелось немного отдохнуть, — осторожно поинтересовался Эрих у собирающегося уходить товарища.

— А я и не устал, гы, гы, гы, — заржал Гетлинг и захлопнул за собой дверь.

«Да уж, — с огорчением подумал Штольберг, — а я хотел поделиться с ним своими подозрениями по поводу фотографии. И хорошо, что не сделал этого. Иначе через полчаса Генрих в компании с моей хозяйкой уже висели бы у Лотара на дыбе и оба сознались в хищении. Нет уж, будь что будет, но эту загадку я расследую без чьей-либо помощи».

6 июля, наши дни. Несвиж

Весь день Григорий со все нарастающим нетерпением ожидал новостей от следователя, но так и не дождался. Островский не заехал и не позвонил.

«Что, если обманул? Решил не выполнять обещание. Или поляк заныкал улики и не выдает их», — рассуждал Григорий, сидя у себя в кабинете перед не дописанным Алькой портретом. Ему не терпелось узнать, что там происходит, но звонить следователю самому он считал неприемлемым. На всякий случай набрал номер Бронивецкого, тот не ответил. «Аппарат абонента выключен или не подключен к станции», — услышал он в трубке механический голос телефонной барышни. В гостинице ему сообщили, что пан Бронивецкий в настоящий момент отсутствует. Не удовлетворившись полученной информацией, Гриша начал было расспрашивать, однако по тону и наводящим вопросам понял — милиция не дремлет, и отключился, не желая привлекать к себе внимание.

«Значит, в милиции наш пан Простофиля дает показания, — решил Григорий. — Негде ему больше быть. Едва ли Вадим упустил его. Если к вечеру не объявится, прощайте мои денежки. Ну, и черт с ними! Игра стоит свеч».

Теперь надо как следует подготовиться к экспедиции в подземелье замка. Во-первых, заполучить ладанку. Без нее придется гадать, когда и в каком направлении начинать поиски. Может статься, что все предположения яйца выеденного не стоят и след этот ложный. С другой стороны, нет оснований не доверять камню. Григорию уже довелось испытать его энергетику, так что с ладанкой или без, у него будет шанс довести задуманное до конца. Во-вторых, надо будет обязательно сказать Виктору, чтобы он заранее приготовил инструменты и снес их в подвал. Потом не будет времени бегать и искать необходимую железяку.

Устав от волнений и мыслей, Григорий не заметил, как задремал. Ему приснился темный каземат с крохотным мутным оконцем под самым потолком и золотая статуя, стоящая в углу на низком постаменте. Он никак не мог приблизиться к ней, чтобы разглядеть лицо. Потом статуя вдруг ожила и превратилась в Островского, который погрозил Григорию кулаком и исчез, оставив его лежать на каменном полу посреди копошащихся скользких тел.

— Аааааа! — закричал Григорий и проснулся. Внизу кто-то барабанил в дверь.

Это была Алька.

— Разбудила? — ехидно спросила она, разглядывая помятую физиономию родственника.

— Почти, — ответил он, пропуская ее в комнату.

Алька деловито колупнула ногтем краску, сняла картину с подрамника и поднесла к окну.

— Что скажете? — спросила она, возвращая работу на место.

— Пока все нравится, — дипломатично ответил Григорий, приглаживая по бокам черепа торчащие в разные стороны остатки волос. — Рано еще давать оценку.

— Тогда продолжим. У меня на следующей неделе практика заканчивается — надо успеть. Вот не думала, что здесь у меня столько дел образуется.

Григорий шумно вздохнул и полез в шкаф за мундиром. Сейчас ему меньше всего хотелось позировать. Он не хотел, чтобы Алька видела его нервозность.

— Что-то вы, Григорий Николаевич, словно не в своей тарелке? — тут же заметила она, словно подслушав его мысли. — Проблемы с алкашами или кризис среднего возраста начался?

— Скорее, кризис жанра, — попробовал отшутиться он.

— А какой у вас жанр? — не отставала Алька, жестом указывая ему, как лучше сесть, чтобы свет, падавший из окна, равномерно освещал его лицо.

— Наверно, мелодрама, — снова попытался обратить все в шутку Григорий. — Ну, может, с элементами трагедии.

— Так вы пишете? — наигранно удивилась Алька.

— Не совсем.

— Жаль, я думаю, из вас мог бы получиться неплохой автор плутовских романов.

Григорий рассмеялся.

— Почему же именно плутовских? — спросил он, следя за ее насмешливым взглядом.

— А потому, что вы сами плут, — ответила она. — Плут и хитрец, а еще немного обманщик.

Григорий перестал улыбаться.

— Это почему же?

— Сами подумайте.

— Даже не догадываюсь.

— Очень плохо, — заметила Алька, скрывшись за полотном. — Неужели ваша совесть молчит?

— Моя совесть? — растеряно переспросил Григорий, чувствуя, что она к чему-то настойчиво клонит. — Может, я ей что-то пообещал и забыл? Может, сболтнул что-нибудь лишнее? Однако ничего такого его память не сохранила, сколько он ни пытался вспомнить их прежние разговоры.

— Алевтина, а нельзя ли без загадок? — наконец сдался он.

Алька перестала писать и, склонив голову набок, задумчиво посмотрела на него поверх холста.