Левая Рука Бога - Пол Хофман

— Твоего прадедушки?

— Да, с его второй женой Стеллой. Я повесила его там потому, что в детстве, роясь в сундуке, в который никто не заглядывал лет сто, и перебирая старые семейные безделицы, нашла письмо. — Она встала, обнаженная и такая красивая, что у любого мужчины захватило бы дух, и подошла к комоду в дальнем конце спальни.

«Как могло случиться, подумал Кейл, что такое неземное создание полюбило меня?»

Порывшись в ящике, Арбелла вернулась с конвертом, из которого достала два плотно исписанных листка, и печально взглянула на них.

— Это последнее письмо, которое он написал Стелле во время осады Иерусалима, перед своей смертью. Я прочту тебе последний абзац, потому что хочу, чтобы ты кое-что понял. — Усевшись в изножье кровати, она начала читать:

Моя бесконечно дорогая Стелла,

судя по всему, через несколько дней, а быть может, уже завтра, мы снова пойдем в наступление. Не знаю, будет ли у меня еще возможность написать тебе, поэтому чувствую неотложную необходимость выразить то, что, вероятно, ты прочтешь, когда меня уже не будет.

Стелла, моя любовь к тебе бессмертна, она связывает меня с тобой такими крепкими узами, которые не может разорвать никто, кроме Бога. Если я не вернусь, моя дорогая Стелла, никогда не забывай, как сильно я любил тебя, и знай: когда я буду испускать свой последний вздох на поле боя, вместе с ним с моих уст сорвется твое имя. Но, Стелла, если мертвые могут возвращаться на землю и, невидимые, обретаться рядом с теми, кого они любили, то я всегда буду подле тебя: при ослепительном свете дня и в глухом мраке ночи, в счастливейшие минуты твоей жизни и в самый горестный час, всегда, всегда… И если ты почувствуешь легкое дуновение ветерка на щеке, это будет мое дыхание. И если холодный воздух овеет твой пульсирующий висок, знай: то мой дух прошел мимо.

Арбелла подняла голову, в ее глазах стояли слезы.

— Это было последнее, что она от него получила. — Арбелла подползла к Кейлу и крепко прижалась к нему. — Я тоже связана с тобой. Помни: что бы ни случилось, я всегда буду рядом, и ты всегда будешь чувствовать, что мой дух хранит тебя.

Потрясенный, сраженный наповал этой красивой и страстной юной женщиной, Кейл не находил слов. Но вскоре слова уже и не были нужны.

Уилфред «Пятипузый» Пени, несший караул на городской стене Йорка, таращил глаза, чтобы не уснуть. Красивый рассвет занимался над лесом, окружавшим город, и Пятипузый подумал: каким бы унылым и безотрадным ни был ночной дозор, в конце наступает момент, который, сколько бы раз ты его ни видел, всегда заставляет тебя ощутить невероятную радость просто оттого, что ты жив. Именно в этот момент он заметил нечто настолько странное, что оно не столько встревожило, сколько озадачило его. Нет, этого не может быть, подумал он. Милях в трех с половиной от него что-то огромное и черное поднялось из-за леса и, паря на красно-голубом фоне неба, стало приближаться к городу.

Черный предмет увеличивался в размерах и двигался все быстрее; оглушенный подобно животному перед закланием, Пятипузый наблюдал, как, лениво вращаясь вокруг своей оси, огромная глыба величиной с корову пролетела над ним футах в двадцати и, ворвавшись в город, протаранив четыре больших дома и промчавшись сквозь клубы пыли и разлетающихся камней, приземлилась в городском Соловьином саду.

В течение последующих двух часов Искупители выпустили из своих передвижных осадных требюше[6]еще десять снарядов и, пристрелявшись, нанесли стенам большой ущерб. Конструкция была новой, не опробованной в бою, и два орудия разломились вдоль большого рычага. Понтификальные инженеры, сопровождавшие Четвертую армию под командованием Искупителя Генерала-Принцепса, произвели необходимые замеры и, оценив недостатки своего нового передвижного сооружения, уже через час погрузили сломанные орудия на повозки и пустились в долгий обратный путь к Перестрельному.

Днем стало так жарко, что, хотя все птицы молчали, достаточно было и звона цикад, чтобы оглохнуть. В три часа отряд легкой кавалерии численностью в двести пятьдесят человек предпринял молниеносную вылазку из города с целью вызвать реакцию, по которой командир гарнизона мог бы судить о том, с чем он имеет дело. Град стрел, посыпавшийся с деревьев, заставил отряд отступить, единственным, чего добились Матерацци, были двое убитых, пятеро раненых и десять лошадей, которых пришлось прикончить. Оставив позиции вдоль линии деревьев под контролем Искупителей, всадники вернулись восвояси. Все ощутили грозное напряжение, которым была пронизана атмосфера, — как будто некое ужасное существо, затаив дыхание, изготовилось к прыжку. А потом, когда устрашающую тишину нарушили создания, сами же ее и породившие, все разразились безудержным смехом: кузнечики, тревожно замолчавшие при появлении лошадей и успокоившиеся после их ухода, снова застрекотали все одновременно, словно были одним единым существом, а не миллионом разрозненных.

По-настоящему грязная работа началась в ту ночь, когда мастер-сержант Тревор Били и десять его бойцов с исключительной неохотой и опасением отправились на разведку в Дадлейский лес. На рассвете Били и семеро его подчиненных вернулись из-за городской стены, приведя с собой двух пленных Искупителей, и мастер-сержант явился с докладом о проведенной ночной операции к губернатору Йорка.

— Бог ты мой, с чего бы это Искупители напали на нас?

— Понятия не имею, сэр, — ответил мастер-сержант Били.

— Это был риторический вопрос, мастер-сержант, который задают исключительно для того, чтобы выразить настроение, а не для того, чтобы добиться ответа.

— Да, сэр.

— Какова их численность?

— Между восемью и шестнадцатью тысячами, сэр.

— А поточнее сказать не можете?

— Мы рыскали по густому лесу в кромешной тьме, в расположении хорошо охраняемой армии, так что — нет, сэр, точнее сказать не могу. Может, меньше, может, больше.

— Дерзите, мастер-сержант.

— Я потерял сегодня троих своих людей, сэр.

— Мне очень жаль, но едва ли в этом виноват я.

— Конечно, сэр.

Три часа спустя мастер-сержант Били снова был в кабинете губернатора Агостино.

— Единственное, что мы смогли вытянуть из них, по крайней мере из одного, это их примерная численность. Прежде чем окончательно заткнуться, пленный сказал, что в лесу их около шести тысяч, но три дня назад армия разделилась. Да, и еще, что ими командует некто, кого они называют Принцепсом.

— Дайте мне часок побыть с ними наедине, сэр.

— Не думаю, чтобы ты был большим мастером выбивать сведения из пленных, чем Брадфорд. В конце концов, это его работа. А кроме того, я хочу, чтобы ты и трое твоих людей доставили депешу в Мемфис. Следуйте разными путями. Вам почти наверняка придется проходить через заставы Искупителей, так что пусть дойдет хоть один.