Парадокс Севера - Виктория Побединская

Дверь одной из спален распахнулась, впуская в темноту очертания света. Дыхание сбилось, растворившись в воздухе рваным выдохом:

— Тони…

Он замер, удерживаясь рукой за дверной проем. Сердце сжалось.

Захотелось бежать к нему навстречу, броситься в объятья и просить прощения за все сказанные прежде слова. Шептать, что это неправда, и я полная дура и никто уже не встанет между нами, но жесткий взгляд пригвоздил к месту.

— Его здесь нет, — ответил Антон.

В сердце стало так больно, как не было, наверное, никогда, стыло и до обидного горько. И вдруг я поняла, каково это. Что он чувствовал все эти месяцы. 

— Я не к нему приехала.

Все в его виде показывало, почему мне больше не стоит приближаться. Давать даже самый крошечный повод. Я ведь понимала, что обществе, к которому принадлежу, наши отношения невозможны. Но ведь и Антон это знал. С самого начала.

И я ждала.

Чего?

Шага навстречу в качестве знамения. Бессловесного подтверждения: «Да, я знаю, будет трудно, но я с тобой».

«Ну же, Тони», — мысленно прошептала я, испытывая судьбу.

И вдруг он шагнул. Не зная, что за условия я ставила вселенной.

Без раздумья я бросилась ему навстречу, готовая разбиться о стену безразличия. Вот только руки в ответ подхватили. Разве я могла сомневаться?

Прижавшись губами к губам, я тихо шептала: «Прости-прости-прости!»

Хотелось, чтобы он обнял крепче. Настолько, чтобы дышать стало трудно.

Потому что он здесь. Со мной. Он все еще любит меня.

Я покрывала поцелуями его лицо, глаза, губы. Каждый шрам, от самых крошечных до того, что рассекал половину его лица от брови до подбородка.

— Адель, Адель, — не то, улыбаясь, не то пытаясь понять, что случилось, повторял Антон, стер с моей щеки слезу и аккуратно отстранив, спросил:

— Эй, почему ты плачешь?

Я прошептала:

— Потому что мне так жаль. Так жаль, что я так долго не видела самого главного.

— О чем ты?

— Морис Равель «Печальные птицы». Я играла ее на день рождения назло матери. — Я закрыла глаза и прижавшись к его шее, втянула запах кожи. Господи, такой чудесный запах — Самая неподходящая празднику мелодия. И ты принес мне белые тюльпаны, но так их и не подарил.

— Прямо передо мной тебе вручили огромный букет роз, — стушевавшись, ответил он. — Почти с твой рост.

— Антон, — я уткнулась лицом в его плечо. — Разве ты не знал? Я ненавижу розы.

Он провел рукой по моей спине и скомкано прошептал:

— Но разве все не было ошибкой?

Я обвила руками его шею и поцеловала. Безумно. Страстно. Как ни целовала еще, наверное, никого и никогда. Как будто от этого поцелуя зависела моя жизнь.

— Адель.... Мы ещё... Мы ещё можем попробовать остаться друзьями, — в секундных перерывах между вдохами попытался сказать он. — Пока не поздно. Пока…

Я притянула его за воротник футболки ближе, не дав закончить.

— Молчи!

Приложив палец к его губам, отодвинулась и, глядя в глаза, произнесла как можно разборчивей:

— Я хочу тебя, Уваров. Со всеми твоими шрамами и без них. Не как друга. Как самого прекрасного из парней. — Впервые за несколько недель, чувствуя, что по-настоящему счастлива, улыбнулась и прошептала:

— Да, Тони, я, кажется, люблю тебя. И хочу полностью. И навсегда.

СЕВЕР

Утром третьего января я сидел в кабинете научного руководителя, который по вторникам собирал «своих» студентов и даже факт, что сейчас новогодние каникулы его ничуть не заботил. На столе были разложены чертежи, и я мысленно выискивал в них собственные ошибки.

— Привет.

Адель присела на край свободного стула рядом со мной.

Я повернул голову. Увидеть ее здесь было более чем неожиданно.

— Не уж-то гроза строителей уже и в архитекторы подался? — спросил я, не совсем понимая причину ее появления.

— Не совсем, — ответила она и придвинулась чуть ближе. — Есть разговор.

— Давай потом, — ответил я, словно почувствовав. Потому что в эту же секунду, с грохотом рассыпавшихся тубусов и привычным чертыханьем, в аудиторию вломился мой декан, по совместительству дипломный руководитель.

— Шульман, на выход! — тут же заметив Адель, скомандовал он. — Любовные дела позже решать будете!

Она ему улыбнулась. Мило и невинно, а потом прошептала, подхватив сумку:

— Через час. В вашей комнате.

В нашей комнате все выглядело по-прежнему. По крайней мере состав был вполне привычный. Развалившись на кровати, щелкал пультом Макс, возле окна, сложив на груди руки, стоял Тон. Адель меряла шагами периметр, от чего Максу приходилось каждый раз наклонять голову словно он китайский болванчик, так как своим мельтешением она закрывала ему экран.

— Что за сбор военного совета? — спросил я.

Адель остановилась и посмотрела на меня. Глаза у нее были покрасневшие, но сухие.

— Вик, мне нужна твоя помощь.

Антон покачал головой.

— Какого рода?

— Отец будет здесь через десять минут. Он хочет с тобой поговорить. О нас, — уточнила она.

— Ладно, — медленно произнес я. — Все кончено, я полный идиот, просравший свое счастье? Это от меня требуется?

— Нет, — подняла взгляд Адель и, собравшись, выдохнула: — Можем мы сделать вид, что все еще вместе?

Макс позади фыркнул. Громко и очень выразительно.

Я же был настолько ошарашен, что не смог ничего вразумительно ответить и лишь спросил:

— А почему твой парень молчит? 

— Потому что ему не нравится эта затея.

Я хмыкнул.

— Ну так мне она не нравится тоже.

Адель запустила руку в длинные волосы и тяжело вздохнула.

— Ты знаешь моего отца. Все, чего он хочет — посадить меня дома на цепь, так же как и мать. Как думаешь, сколько времени у него уйдет на то, чтобы пробить все об Антоне?

Я пожал плечами.

— Пару часов будет достаточно.

— Он увезет меня, Вик. Даже академию не дав закончить. Ты же в курсе, он всегда был против. Единственное, что его держало — уверенность в нашем с тобой браке.

— Шутишь? — возмутился я. — Разберитесь как-нибудь сами!

Она схватила меня за руку, умоляя:

— Помоги продержаться хоть пару месяцев, и мы уедем. Ты же сам понимаешь, ни одна фирма не возьмет на работу архитектора без образования.