Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт

Этнически пестрые социумы на европейских окраинах существовали в контексте более широкой европейской культуры, которая на протяжении всего Средневековья эволюционировала в сторону все большей однородности. В XI или XII веке один венгерский церковный автор записал такое наблюдение: «По мере того, как иммигранты приходят сюда с разных концов земли, они несут с собой разные языки и обычаи, разнообразные умения и виды вооружения, которые украшают и множат славу королевского двора и подавляют гордыню внешних держав. Королевство одной нации и одного обычая — слабое и хрупкое королевство». Спустя несколько столетий расистское по сути законодательство некоторых колониальных государств убеждает нас в том, что от этого плюрализма не осталось и следа. На всех вновь освоенных, завоеванных либо обращенных в христианство окраинах Европы мы имеем примеры ущемления в правах коренного населения, стремления усугубить сегрегацию общества, когда коренные жители высылались на окраины, наподобие «ирландских городов» («айриштаунов») в колониальной Ирландии, и политики объявления вне закона определенных культурных институтов коренного общества. Последние столетия Средневековья отмечены созданием гетто и расовой дискриминацией.

Со временем в текстах, отражающих состояние межнациональных отношений в пограничных областях Европы, идеи естественной и извечной вражды стали доминировать. Французский доминиканец с легкостью писал о «естественной ненависти» между поляками и немцами, а комментатор «Саксонского Зерцала» в XIV веке объяснял его положения, запрещавшие саксонцам и вендам свидетельствовать друг против друга либо выступать судьей, тем обстоятельством, что «они издавна были врагами». Аналогичная тенденция укоренилась и в Ирландии. Для характеристики отношений между англичанами и ирландцами в «Ремонстрации» исконно ирландских князей 1317 года использовано такое выражение: «непримиримая вражда и вечные войны». Поколение спустя Ричард Фиц-Ральф, архиепископ Армагский, объяснял папе римскому, что «эти две нации всегда настроены друг против друга в силу традиционной ненависти, поскольку ирландцы и скотты испокон веков имели разногласия с англичанами».

История мудехар, испанских мусульман, оказавшихся под христианским владычеством, служит еще одним подтверждением этой тенденции. Ясно, что в Позднее Средневековье их положение постепенно ухудшалось. По первоначальным условиям их покорения в XII и XIII веке испанские мусульмане обычно сохраняли за собой свою землю, судей и законы, а также право совершать молитву в мечетях. «У меня в стране много сарацинов, — писал Хайме I Арагонский. — И все они сохраняют свои законы, как если бы жили в стране сарацинов». Однако, несмотря на то, что преемники Хайме и другие короли христианского мира подтверждали их основные права, вымывание судебно-правовой автономии мусульман было налицо и приобретало все более необратимый характер. Тот принцип, что свидетельствовать против мусульман в суде могли только представители их национальности, в Валенсии был нарушен в 1301 году, когда Хайме II издал распоряжение, что «только два добропорядочных свидетеля-христианина могут свидетельствовать против иудея или сарацина, независимо от тех привилегий, какие мы или наши предки даровали иудеям и сарацинам». Позднее тот же монарх повелел, дабы во всех его владениях преступления, совершенные мусульманами против христиан, подлежали суду христианских судей и по христианскому закону, хотя тяжбы между мусульманами либо гражданские иски христиан против мусульман по-прежнему могли слушаться судом в составе мусульманских судей и по законам мусульман. В XIV–XV веках наступление на юридическую независимость мусульман продолжалось. Один кастильский документ 1412 года гласил: «Отныне общины мусульман в моем королевстве не должны иметь своих судей… судебные дела между мусульманами, как уголовные, так и гражданские, отныне надлежит слушать в городском суде».

Одновременно с ослаблением самостоятельности в судопроизводстве мудехары расставались и с арабским языком. Яркий пример вымывания языка предков являет изданный на кастильском наречии «Компендиум Главных распоряжений и запретов Закона и Сунны (Краткое изложение Сунны)», который был составлен имамом Сеговии Исой Джедди в 1462 году. В предисловии он объясняет, что специалисты обязаны разъяснять закон «всем существам на свете на том языке, который они понимают». Он пишет на кастильском, «поскольку мавры Кастилии, в результате больших притеснений, большого принуждения, непосильной дани, трудов и невзгод, лишились своего благосостояния и своего арабского языка». Только в Валенсии и Гренаде еще сохранялись достаточно крупные группы носителей арабского языка.

После завоевания в 1492 году последнего мусульманского государства на Пиренеях — Гренады перед завоевателями уже, казалось, замаячило единое в религиозном отношении государственное образование. За изгнанием иудеев последовало насильственное обращение в христианскую веру мусульман. В Гренаде это произошло после 1499 года, в нарушение договора 1492 года; за нею последовала Кастилия в 1502 году и Арагон в 1526. Однако испанские христиане сочли разрушение закона и веры их врагов недостаточным для своего удовлетворения. Мориски, как стали называть новоообращенных христиан исламского происхождения, сохраняли определенные черты неассимилированной общности. Как и в случае с насильственно обращенными иудеями, власти уже не довольствовались одной только внешней принадлежностью к господствующей вере, и за объявлением ислама вне закона последовало наступление на повседневные обычаи и обряды морисков. Был поставлен под запрет мавританский костюм, женщинам было предписано открывать на улице лицо, арабский язык был запрещен в районах, где он еще имел хождение, и силой насаждались испанские имена. Ответом на эту политику культурного геноцида стало восстание морисков в 1568 году. И даже его подавления с точки зрения нового витка расистской политики завоевателей оказалось мало. В 1609–1614 годах мориски были изгнаны в буквальном смысле. Не исключено, что число навсегда покинувших Пиренеи в те годы составило треть миллиона.

Как уже упоминалось в предыдущей главе, на пороге X века Регино Прюмский идентифицировал национальность по признакам происхождения, обычаев, языка и законов. В Позднем Средневековье мусульмане Испании лишились своего закона, а постепенно и языка. Высшая точка этого наступления на носителей ислама пришлась на рубеж XVI века, когда в ходе насильственного крещения они были лишены своего закона в самом глубинном понимании, то есть религии. В XVI веке неприемлемыми с точки зрения христианского большинства стали уже их обычаи. В первые годы XVII века оказалось невозможно терпеть дольше и сам народ. В начале Нового времени в Испании решающим критерием для продвижения по служебной и иерархической лестнице была «чистота крови», то есть происхождение, не запятнанное ни еврейской, ни мавританской кровью. Появился расизм крови в его современном виде.

Определение латинского христианства, как отмечалось в Главе 1, носит двоякий характер: оно означает определенный обряд и послушание, причем оба аспекта тесно взаимосвязаны. На протяжении Высокого Средневековья эта взаимосвязь все более укреплялась. Прочие религии и разновидности самого христианства зачастую допускали большее обрядовое разнообразие в рамках одной и той же структуры. В других случаях, напротив, единство литургического цикла сохранялось вне зависимости от какой-то конкретной организационной иерархии. Латинская же церковь не просто делала упор на единообразии общественного отправления культа, но и практически отождествляла ритуальный цикл с лояльностью церковным властям. В этом и заключалось фактическое (хотя и не абсолютное) единство обрядовой и организационной стороны.