Ответный удар - Гарри Тертлдав

— Итак, американцы и немцы весьма успешно занимаются разработкой бомбы из взрывного металла?

— Насколько я понимаю, да, Иосиф Виссарионович, — ответил Молотов. — Наши разведслужбы сообщили мне также, что они занимались исследованиями в этой области еще до того, как появились ящеры.

— Мы тоже, — спокойно заявил Сталин.

Молотов испытал некоторое облегчение, поскольку ничего о такой программе не слышал. Однако он не знал, насколько далеко удалось продвинуться советским ученым по сравнению с разлагающимися капиталистическими странами. Вера в силу марксистско-ленинского учения заставляла его надеяться на то, что они ушли далеко вперед; но он не забыл, что Советскому Союзу пришлось пройти гораздо более длинный путь развития после революции, и потому он опасался, что его любимая родина может оказаться среди отстающих. В такой ситуации он боялся задать Сталину прямой вопрос относительно успехов советской науки.

— В настоящий момент у нас имеется преимущество перед Соединенными Штатами и гитлеровцами, — продолжал Сталин. — Тебе ведь известно, что во время рейда против ящеров, который мы предприняли прошлой осенью, нам удалось добыть солидное количество взрывного металла. Я надеялся, что гитлеровца, который вез долю Германии, остановят в Польше и все отберут, — печально проговорил Сталин.

— Да, я слышал, — так же грустно сказал Молотов. — А также про то, что ему пришлось отдать половину взрывного металла польским евреям, которые затем отправили его в Америку.

— Да, — заявил Сталин. — Ты знаешь, Гитлер дурак.

— Вы уже много раз это говорили, Иосиф Виссарионович, — ответил Молотов.

Действительно, Сталин не скрывал, что считает Гитлера человеком недалеким, однако, все-таки заключил с ним в 1939 году Пакт о ненападении и выполнял его условия в течение следующих двух лет, игнорируя предупреждения о том, что Гитлер собирается нарушить соглашение. В результате советское государство чуть не погибло из-за его недальновидности и упрямства. Поскольку Молотов тогда поддерживал Сталина, он промолчал (впрочем, если бы он не поддержал тогда главу государства, сейчас он уже ничего не мог бы сказать).

Сталин сделал еще одну затяжку, и его лицо, испещренное отметинами от оспы, перенесенной в детстве, скривилось от отвращения.

— Даже из Турции невозможно получить приличный табак, а они ведь наши соседи. Знаешь, почему я считаю Гитлера дураком?

— Потому что он беспричинно напал на миролюбивый народ Советского Союза, ничего плохого ему не сделавший. — Правильный ответ, который напрашивался сам собой, однако, Молотов расстроился, потому что Сталин явно рассчитывал услышать что-то другое.

Иосиф Виссарионович покачал головой. Но Молотов испытал некоторое облегчение, поскольку глава Коммунистической партии на него не рассердился, кажется, его просто развеселил такой ответ.

— Нет, я думал о другом, Вячеслав Михайлович. Когда немецкие ученые выяснили, что атом урана можно расщепить, Гитлер позволил им опубликовать результаты исследований, чтобы о них узнал весь мир. — Сталин по-стариковски хихикнул. — Если бы открытие сделали мы… ты можешь себе представить, чтобы такая статья появилась в журнале Академии Наук СССР?

— Не могу, — честно признался Молотов и тоже хихикнул.

В нормальной жизни Молотов отличался мрачным нравом и редко улыбался. Но когда смеется Сталин, все остальные тоже должны смеяться. Кроме того, предположение Сталина действительно показалось ему забавным… Служба безопасности Советского Союза ни за что не допустила бы, чтобы такая важная тайна просочилась за границу и стала всеобщим достоянием.

— Я тебе скажу кое-что еще, надеюсь, тебе понравится, — заявил Сталин. — Наши ученые сказали мне, что для того, чтобы взрывной металл взорвался, его должно быть много. Если его недостаточно, можно делать, что угодно — все равно ничего не получится. Ты понимаешь меня? Отличная шутка. — Сталин снова рассмеялся.

И Молотов вслед за ним, но несколько неуверенно, поскольку не очень понял, что такого смешного сказал вождь мирового пролетариата.

По-видимому, Сталин почувствовал его сомнения — поразительная способность распознавать слабости своих подчиненных являлась чуть ли не главным талантом, позволившим ему продержаться у власти почти двадцать лет. Все еще весело похохатывая, он продолжал:

— Не бойся, Вячеслав Михайлович, я тебе сейчас все объясню. Очень скоро у немцев и американцев не останется взрывного металла, потому что польские евреи поделили его между ними. Теперь ни те, ни другие не имеют необходимого количества. Ну, понял?

— Нет, — признался Молотов, но тут же поспешил исправиться: — Минутку, подождите. Кажется, понял. Вы хотите сказать, что у нас его достаточно для производства бомбы, поскольку мы ни с кем не делились?

— Именно, — заявил Сталин. — Вот видишь, ты прекрасно соображаешь. Немцам и американцам придется заняться исследованиями, а мы… мы скоро ответим ящерам как полагается.

От одной только мысли, что такое может произойти, у Молотова потеплело на душе. Как и Сталин, как и все в стране, он боялся, что наступит день, когда Москву постигнет судьба Берлина и Вашингтона, и столица великого государства просто перестанет существовать. Представляя себе, как они отплатят мерзким захватчикам той же монетой, Молотов даже раскраснелся от удовольствия.

Однако имелись кое-какие соображения, которые омрачили его радость.

— Иосиф Виссарионович, у нас будет всего одна бомба и никаких шансов быстро сделать вторую. Верно? Как только мы ее взорвем, что помешает ящерам сбросить на нас множество таких же?

Сталин нахмурился, потому что ненавидел, когда ему возражали. Однако прежде чем ответить, надолго задумался. Молотов задал очень важные вопросы. Наконец, он проговорил:

— Во-первых, ученые будут продолжать работать над поиском путей получения нашего собственного взрывного металла. А чтобы они добились успеха, мы будем оказывать им всемерную поддержку.

Сталин улыбнулся, и Молотов подумал, что он очень похож на льва, который недавно закончил завтракать зеброй. Он без труда понял, о какой поддержке идет речь: ученые получат дачи, машины, женщин — в случае успеха. Лагеря и пуля в затылок, если не справятся с заданием партии и правительства. Вполне возможно, что нескольких физиков-ядерщиков уничтожат в назидании остальным. Сталин нередко прибегал к неприятным методам воздействия, однако, они приносили желаемый результат.

— И сколько пройдет времени, прежде чем наши физики смогут решить поставленную перед ними задачу? — спросил Молотов.

— Они лепечут про три или четыре года, как будто не понимают, что дело срочное, — спокойно проговорил Сталин. — Я дал им восемнадцать месяцев. Ученые выполнят поручение партии, иначе им придется ответить по всей строгости закона.

Осторожно подбирая слова, Молотов сказал:

— Возможно, не стоит применять к ним высшую меру наказания. Людей такого класса трудно заменить.