Обрести любимого - Бертрис Смолл

— Это ваш стул? — спросила она с удивлением, рассматривая его. — У вашего стула есть колесики!

Он кивнул.

— О, господин, это так грустно! — Ее красивые аметистовые глаза наполнились слезами искреннего огорчения, и Явид-хан протянул руки и взял ее лицо в ладони, поглаживая большими пальцами ее глаза и щеки.

— Как ты красива, дочь Марджаллы, — сказал он, искусно уводя разговор от собственного несчастья. — Лорд Бурк очень счастливый человек.

Ее глаза стали тревожными.

— Я не могу выйти замуж за Патрика, — сказала она. — Теперь я не могу ни за кого выйти замуж. — Слезы потекли по ее щекам.

Он взял ее за руку.

— В чем дело, дитя мое? Расскажи мне. Может быть, я смогу помочь тебе. В конце концов, если бы не капризы природы, я мог бы быть твоим отцом.

Она посмотрела на него с горестным видом и сказала:

— Как я могу выйти замуж за порядочного человека после того, что ваш брат и его люди сделали со мной?

— Моя мать сказала, что тебя не изнасиловали, — сказал Явид-хан.

— Но надо мной надругались по-другому! — простонала она и снова расплакалась.

Он наклонился и неожиданно сильными руками обнял ее, поплотнее укрыв ее нагое тело покрывалом. Она истерически рыдала у него на плече в течение нескольких минут, а он гладил ее мягкие темные волосы и бормотал что-то нежное, ласковое и успокаивающее.

Когда ее рыдания утихли и она только всхлипывала, он заговорил:

— Мой брат, пусть будет проклято его имя, и его люди совершили над тобой насилие, которое ранит душу больше, чем тело. Твои ушибы заживут, Валентина. Твои видимые глазу шрамы исчезнут. Но если ты сама не сделаешь усилие над собой, твои невидимые раны будут мучить тебя еще сильнее, они станут невыносимыми для тебя. Ты получила какое-нибудь удовольствие от того, что было сделано с тобой?

— Нет!

— Значит, эти люди всего лишь дотрагивались до твоего тела, но не коснулись твоей души! Ты понимаешь меня? Они ничего не получили от тебя, кроме мимолетного удовольствия! Но твое тело начисто отмыто от их прикосновений и запаха. Теперь очисти же и свою душу, Валентина. Забудь об этом ужасном случае. Ты такая же женщина, какой была до случившегося. Уж если на то пошло, ты должна была закалиться душой, после всего пережитого «.. Я не верю, что твой лорд Бурк хоть на какой-то момент подумал о том, чтобы оставить тебя. Он был ужасно встревожен, просидел с тобой всю предыдущую ночь.

— Неужели? — Она с удивлением посмотрела на него.

— Конечно, — ответил Явид-хан, довольный. О, Аллах, как бы ему хотелось, чтобы она была его ребенком! Его и его любимой, давно потерянной Марджаллы! — Я разбираюсь, влюблен ли мужчина или нет, моя дорогая, а твой лорд Бурк очень сильно влюблен в тебя, Валентина.

— Но он не знает…

— Он знает все, дорогая. Неужели ты считаешь, что он позволил нам не рассказать ему? Как только ты уснула, он пришел к моей матери узнать о твоем состоянии. — Он потрепал ее по щеке. — Не глупи, Валентина. Не отказывайся от своего счастья. Ты любишь этого человека. Я чувствую это. Разве я не прав?

Она кивнула.

— Да, я люблю его, хотя я несколько запоздала признаться в этом, господин.

Явид-хан усмехнулся.

— Ты даже больше похожа на свою мать, чем думаешь, Валентина. — Сильные руки уложили ее на груду подушек. — Я сейчас уйду, дитя мое, но мы еще поговорим до твоего отъезда в Каффу. Подозреваю, что снаружи ждет молодой человек, который сам хочет убедиться, что с тобой все в порядке. Я пришлю его к тебе.

Она попыталась возразить, но тем временем Явид-хан выкатился на своей коляске из ее занавешенного уголка и исчез. Она слышала звуки голосов, до нее доносились какие-то звуки и запахи готовящейся еды. Внезапно она поняла, что голодна.

— Вал? — Лорд Бурк вошел и опустился на колени рядом с ней. Она почему-то неожиданно почувствовала робость.

— Голубка, посмотри на меня, — умолял он. — Не отворачивайся от меня, моя дорогая!

— Патрик, пожалуйста! — Она чувствовала себя грязной.

Слова Явид-хана не имели значения. Как могла она принять чистую любовь Патрика после ужаса случившегося? Лучше бы он ушел и оставил ее со своим горем.

— Разве ты не понимаешь? — прошептала она. — Меня изнасиловали. Другие мужчины! Я больше не могу быть твоей женой!

— Тебя не изнасиловали, — ответил он.

— Это было хуже, чем изнасилование! — воскликнула она. — Разве Борте Хатун не рассказала тебе, что они делали со мной? Тогда я тебе расскажу. Меня раздели и распяли между двумя столбами. Они хватали меня своими ртами и руками! Они терлись своими членами об меня и удовлетворяли свою похоть на моем теле! У меня не осталось ни кусочка тела, к которому они не прикасались!

— Я знаю, — тихо сказал он. — Это, должно быть, было ужасно, голубка, но сейчас все позади. Я люблю тебя, Вал; и я не позволю, чтобы это несчастье сломало нашу будущую счастливую жизнь.

— Несчастье! — Она повысила голос. — А я когда-нибудь говорила тебе, что выйду за тебя замуж, Патрик Бурк?

— А скажешь? — мягко спросил он. Его губы прикоснулись к ее лбу. — Ты выйдешь за меня, моя голубка, моя дорогая Валентина. Я всегда любил тебя! Ты выйдешь за меня и сделаешь меня счастливейшим из мужчин или ты будешь по-прежнему упорствовать на этой глупой возне с беднягой Томом Эшберном?

— Возне? — с негодованием повторила она.

— Ага, возне! Ты любишь этого человека, Вал?

Она сердито посмотрела на него, но ответить не могла.

— Угу, — буркнул он насмешливо. — Ты по крайней мере не лгунья, любовь моя. Нет, ты не любишь бедного Тома. Ты ведь любишь меня. Разве не так? — Он опустил ее на подуши), опасно приблизив свои губы к ее губам.

Она не отрывала от него своих аметистовых глаз, почти добровольно подчиняясь его страстному взгляду, и помимо своей воли проговорила:

— Да, милорд. — Ее губы почти касались его губ. Патрик Бурк привык добиваться цели. В течение месяцев он сдерживался. Она была для него самой дразнящей, самой соблазнительной, самой желанной женщиной, и он хотел ее! Его губы яростно впились в губы Валентины.

Она знала, что так и будет. И как этого могло не произойти, если они так невероятно желали друг друга? Она обняла его за шею и притянула к себе, ее губы откликнулись на его поцелуи, она чувствовала их вкус, вдыхала его особенный мужской запах.

На мгновение совесть заговорила в ней, и она отстранилась от него.

— Что же делать с моим несчастьем, Патрик? Он встал и сорвал с себя одежды, а она смотрела на него с сердцем, бешено стучавшим от радости и страха.

— Разве у всех нас не было несчастий? — »— спросил он тихо, с любовью глядя на нее.