Смутное время - Владимир Торин

«Все обратимо в нашем мире, кроме любви…»

Его чуть приоткрытые губы стали сухими и покрылись затвердевшей серой пленкой.

«Его больше нет. Время счастья утрачено, оно ушло…»

Его веки подтекли ближе к ресницам, прочно впившимся в кожу, будто замки, что навсегда закрыли эти ставни, за которыми, в глубине, – уснувшая душа.

– Для кого-то время утрачено… Лишь для кого-то… – раздался тихий шепот в самое ухо.

Аллаэ Таэль резко обернулась и на какой-то миг – она могла бы поклясться в этом перед самой Тиеной! – увидела сплетенную из порывов ветра фигуру высокой женщины в длинном черном платье и черной сетчатой вуали, скрывающей лицо. Эльфийка моргнула, и призрак растворился в воздухе так, словно его здесь никогда и не было.

Будто чиркнули огнивом, она в одночасье все поняла, и сразу в сердце зажегся яркий костер надежды. Он своим теплом и светом за одно короткое мгновение обогрел всю ее израненную душу…

– Я поняла тебя, Иньян! – тихо прошептала Аллаэ Таэль.

Она была убеждена в том, что видела свою учительницу, великую ведьму лесного народа.

Гоблин поднял на нее красные заплаканные глаза. Его длинноносое лицо являло собой жуткую маску: кровь, грязь и слезы – все это перемешалось на зеленой морщинистой коже.

– Не утрачено… не утрачено, – начала безумно повторять девушка.

Она достала из мешочка на поясе длинный многогранный кристалл, мерцающий глубоким синим светом.

– Что ты собираешься делать, принцесса? – недоуменно спросил Гарк.

– Дай мне свой кинжал.

Гарк, ничего не понимая, протянул ей нож. Она закрыла глаза и начала молиться своей богине. Шепот ее походил на шорох пера, скользящего по старому пергаменту.

Поначалу она ощутила легкое дуновение. Сердце забилось стремительнее, разгоняя кровь по телу, так что, казалось, она уже начинает бурлить и кипеть в жилах. Резко заболела голова, закололо в висках. Ей показалось, что лоб над переносицей покрылся сухими трещинами. Сразу после этого она почувствовала, как кристалл в руке начинает дрожать и будто бы плакать – в тот же миг ладонь принцессы покрылась чем-то мокрым. Горячая жидкость потекла по ее пальцам, устремилась вверх по запястью, дюйм за дюймом окутывая все ее тело, начиная с плеч, перебегая на грудь, живот, ноги. Спустя несколько мгновений вся ее кожа оказалась облачена в эту обжигающую прозрачную пленку.

Чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, эльфийка открыла глаза. Мир кругом изменился: казалось, будто ее окружают все те же самые пространства, что и раньше, но что-то новое незримо отличало их. Взгляд ее поднялся к небосводу. Там, на горизонте, она увидела тонкие, едва заметные грани, проходящие вертикально, соединяющие землю и небо. Принцесса сразу же поняла, что ее взору предстали грани кристалла – непостижимым образом она оказалась внутри своей небольшой волшебной вещицы. Это не мог быть привычный мир, поскольку грозовые тучи, словно пушистое черное одеяло, бежали обратно по небу на восток, вскоре вновь показалось солнце и озарило равнину. Его лучи, нежно гладящие щеки девушки, постепенно обрели красноватый оттенок, и солнце начало снижаться на том же востоке… Небо оказалось вновь во власти рассвета. Аллаэ Таэль огляделась: она сидела посреди равнины в полном одиночестве. Гоблин, до этого находившийся подле нее, куда-то исчез, как и распростертый на земле Логнир и трупы их коней. Эльфийка опустила глаза и увидела, что ее руки посинели и стали многогранными, словно она превратилась в песчинку, затерянную в огромном, словно и ее родной мир, кристалле. Она услышала крики и перестук копыт. Пальцы ее нервно задрожали, и она вскочила на ноги, увидев, как к ней скачут в диком галопе их кони. Все произошло стремительнее, чем она полагала… Вот кони уже падают, сраженные арбалетными болтами. Эльфийка увидела гоблина, увидела себя же со стороны, испуганную и ничего не понимающую.

Время вокруг принцессы раздвоилось, теперь она была одновременно и в своем мире и в мире, который в повседневной реальности уже ушел, рассыпался на кусочки вместе с пройденными часами.

Раздумывать над всеми перипетиями заклятия, над его сущностью и всеми компонентами не было времени. В следующий миг она увидела, как главарь разбойников достает меч, замахивается. С болью в сердце увидела, как Логнир, еще живой, намеренно пропускает удар, а меч его врага пробивает кольчугу. Израненный, истекающий кровью, ее любимый убивает последнего противника и, оставляя на земле багровые лужи, из последних сил прыгает вперед, закрывая собой ее и гоблина…

Но здесь и сейчас эльфийка не была той застывшей, словно статуя, безвольной рабыней судьбы, что в ужасе зажмурила глаза и вскинула перед собой руки. Она отличалась от своего отражения из ушедшего прошлого тем, что знала… она знала, что должно произойти, и не собиралась смиренно ждать рокового мгновения. Стремительным движением принцесса, облеченная в кристальную плоть, оттолкнула в сторону человека и вонзила гоблинский кинжал, который до этого яростно сжимала в руке, в горло никак не ожидавшего такого поворота событий главаря разбойников.

Тот упал мертвый, и время сразу вернуло свой обычный ход. Все было, как и прежде, немного в стороне лежал гоблин, до сих пор так и не осознавший, что же произошло. Глаза зеленокожего округлились. Некоторое время он все еще непонимающе смотрел на то самое место, где только что лежал его мертвый господин, отмеченное кровавыми пятнами на земле. Затем медленно, словно в задумчивости, перевел взгляд на живого, стоящего на ногах, сотника, в бессилии уткнувшего меч острием в землю. Сказать, что у гоблина от удивления отвалилась челюсть, – значило ничего не сказать.

Эльфийка глядела в печальные темно-карие глаза живого Логнира. Израненный человек захрипел и, пошатнувшись, подался вперед. Она успела его подхватить и бережно опустить на землю. Рана казалась тяжелой, но не смертельной – он будет жить. Гоблин, благоразумно решивший пока не задавать вопросов, тем временем пришел в себя и начал спешно рыться в дорожном мешке сотника, ища там последний оставшийся лист Белого Дуба.

Аллаэ Таэль склонилась над Логниром и нежно гладила его по разгоряченному лбу, по волосам, по щекам. Он глядел на нее снизу вверх и, казалось, порывался что-то сказать. Она легонько положила ему ладошку на губы и тихо произнесла:

– Люблю…

Горячие губы эльфийки коснулись пересохших губ Логнира, и сотник закрыл глаза. В этот миг он почувствовал освещающее его светом золотых волос самое совершенное из всех возможных спокойствие. Впервые за много-много лет он вздохнул свободно.

Она глядела на него, легонько улыбаясь и словно не замечая алеющего у нее на ладони широкого ожога, оставленного рассыпавшимся в пыль раскаленным кристаллом. Кроме того, она знала, что вскоре ей придется жестоко заплатить за попытку подобным образом украсть у смерти своего любимого. Она знала, но ей было все равно…

Ночь на 6 мая. Бедные предместья Гортена.

За крепостной стеной.