Семь братьев для Белоснежки - Екатерина Слави
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То, что было с Артуром недавно, это ведь из-за проклятия? — живо подхватила Алена, воодушевленная этим молчаливым признанием. — Он теперь не сможет играть в кино, верно? Ему ведь нельзя надолго покидать дом?
Егор смотрел на нее мрачно и пристально.
— Ты не ответила на вопрос. Зачем ты пошла одна в лес?
Алена снова поджала губы.
— Я хочу снять проклятие, — ответила так тихо, что сама себя едва услышала.
— В лесу?
— Да.
— Дура.
Сказал — словно по лицу ударил.
— Если решила ради Артура делать глупости, надо было сначала с ним посоветоваться. Он бы над тобой посмеялся.
Алена нахмурилась. Губы дрогнули. Ради Артура? Нет. Ради Артура ей такое и в голову не приходило. Она жалела его, переживала за него, — действительно, по-настоящему за него переживала! — но почему-то даже мысли не возникло что-то для него сделать.
— Я вчера слышала, как ты играл, — сказала глухо.
— Что? — не сразу понял Егор.
— Рахманинова. В музыкальной комнате, — пояснила Алена.
— При чем здесь?..
— А еще… Мне Лида рассказала, что была твоей невестой.
Выражение лица Егора изменилось. Стало мягче. Злость во взгляде исчезла.
— Я по-прежнему не…
— Она тебя все еще любит, — выпалила Алена. — И ты ее. Но вы не можете быть вместе из-за проклятия.
Егор помолчал. Потом выразительно хмыкнул.
— Вот как? Ты решила снять проклятие, чтобы Артур снова мог играть в кино, а я и моя бывшая невеста могли быть вместе?
Егор умудрился произнести это с такой интонацией, что Алена тотчас почувствовала себя до смешного нелепой. И тем не менее, она через силу кивнула.
— Даже не подозревал, что у тебя есть склонность к героизму и самопожертвованию.
Вот теперь он откровенно иронизировал. Алену затопила обида. Почему Егор смеется над ней? Она была уверена, что не ошиблась. Вчера, когда они случайно встретились с его невестой в городе, ему было тяжело. Тяжело и больно. Так больно, что эта боль потом звучала по всему дому прелюдией Рахманинова — не только она это почувствовала, но и девятилетний Митя. Ей не показалось. Так почему он сейчас превращает все в насмешку?
— Зачем ты притворяешься? — сделав над собой усилие, спросила Алена дрогнувшим голосом. — Я же не слепая и не глухая. Тебе вчера тяжело было после встречи с ней.
Егор со злостью шумно втянул воздух в легкие и произнес, жестко и безжалостно:
— Почему ты, черт возьми, решила, что тебя это касается?
Алена вздрогнула. Эти его слова как будто вмиг сорвали внутри нее все предохранители.
— Потому что я тебя люблю! — со злостью воскликнула она и вдруг, неожиданно для себя самой, разревелась. — Я тебя люблю, а ты меня ненавидишь!
Ей было ужасно стыдно. Оттого, что сказала ему это. Оттого, что ревела и не могла остановиться. Было так стыдно, что она не могла даже смотреть на него, поэтому отвернулась.
Зачем она это сказала? Знала же, как он к ней относится. Чего она хотела этим добиться? Как она вообще теперь на него смотреть будет?
От этой мысли Алена лишь заплакала сильнее — она не могла заставить себя прекратить. Как будто внутри нее зародилось стихийное бедствие и хлынуло наружу потоком.
Вдруг она почувствовала Егора совсем рядом, у себя за спиной, и невольно вздрогнула.
— Кто тебя ненавидит, бестолковая?
Сказал строго, холодно — как всегда с ней говорил.
«Сердится, — подумала она. — Не хотел бы этого слышать, да? Неприятно теперь, наверное».
Чувствуя, что он стоит совсем близко, Алена боялась даже пошевелиться. Еще совсем недавно самым важным мужчиной в ее жизни был отец. Отец, который всегда был добр к ней. Отец, который говорил с ней ласково и нежно. Она привыкла к этому и даже не задумывалась о том, что бывает иначе. Так как же ее угораздило влюбиться в такого холодного и грубого человека?
— Перестань плакать, — раздраженно и как будто сконфуженно сказал он; кажется, она все-таки заставила его чувствовать себя не в своей тарелке. — У меня носового платка нет.
— Без твоего обойдусь, — с обидой ответила Алена, шмыгая носом. — У меня свой есть.
— Тогда прекращай реветь и вытри сопли.
— Со… — Алена едва не поперхнулась.
Она ему сказала, что любит, а он ей — вытри сопли! От такой бесцеремонности ей даже расхотелось плакать. Он что, совсем бесчувственный?
Достав платок, Алена вытерла глаза, высморкалась и вернула теперь уже мокрый платок в карман куртки.
— Все? — спросил Егор.
Алена повернулась и, избегая смотреть ему в глаза, с упреком заявила:
— Бревно бесчувственное.
С гордо выпрямленной спиной она прошла мимо Егора и направилась по тропе в ту сторону, откуда он появился.
«Черта с два я буду стесняться своего признания перед этим бесчувственным бревном!» — зло сказала она себе.
Машину Егор и впрямь оставил возле самой тропы. Алена села на переднее сиденье рядом с водителем и отвернулась к боковому окну, чтобы не смотреть на Егора.
— Не знаю, почему ты вбила себе в голову, что, бродя по лесу, снимешь проклятие, — произнес Егор, захлопнув дверцу со стороны водителя. — В этом нет никакого смысла. Если уж ты веришь в него, то должна знать, что проклятие родовое, оно касается только нашей семьи, и корни его — в предыдущих поколениях. Ты никак не сможешь помочь. А бродя по лесу одна, ты только подвергаешь себя опасности. В этот раз нужно сказать спасибо твоей однокласснице. Она позвонила Жене. Сказала, что видела, как ты пошла в лес…
Он, как будто вспомнил, что уже говорил это ей по телефону, прервался, вздохнул тяжело и попросил, как показалось Алене, виноватым голосом:
— Не надо так далеко заходить.
Алена почти слышала так и не прозвучавшее «ради меня».
«Не надо так далеко заходить ради меня».
Подбородок ее задрожал, и она снова заплакала — в этот раз тихо. Но он, конечно, все равно слышал.
— Поехали домой, — ровно сказал Егор, и машина тронулась с места.
Слава стоял на веранде. Прислонившись к стене дома плечом, он несколько минут смотрел через оконное стекло на девичью фигурку, лежащую на застеленной кровати. Спина и плечи девушки вздрагивали, и по движениям руки можно было понять, что она то и дело вытирает слезы.
Вернувшись с веранды в комнату брата, Слава сел в кресло и посмотрел на Егора. Тот сидел за журнальным столиком, рассматривая рабочие каталоги по дизайну интерьера. Перелистывал он их, впрочем, довольно редко, его взгляд то и дело застывал на одной точке. Это, как минимум, говорило о том, что брат пытается работать, но концентрация внимания дается ему с трудом.