Брак по-американски - Анна Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как не могу? Почему?
— Пока ваше дело не будет закончено в большом суде, вы не можете идти в малый. Это как пирог, который нельзя резать по кускам и есть в разных местах.
— Но вы же сами сказали, что кольцо к делу в большом суде отношения не имеет!
— Правильно! Но, если до большого суда вы пойдёте в малый, Шах сделает так, что весь ваш иск ограничится двумя тысячами. И всё! Больше вы ничего получить не сможете!
— Это вам Шах сказал?
— Шах.
— Ещё бы! Уж теперь, благодаря вам, он подготовится, и сделает как ему нужно! А почему, когда я пришла к вам с этой идеей, вы мне про пирог ничего не объяснили? Я потеряла время, заплатила пусть небольшие, но деньги, и теперь надо всё отменять!
— Я сама отменю, вы не беспокойтесь.
— Конечно, я беспокоюсь! Ведь мне всё равно рано или поздно надо будет в малый суд подавать.
— Разумеется, я не просто отменю, я отложу. Потом можно будет возобновить. Ещё раз, простите меня, пожалуйста! Кстати, наш большой суд через месяц.
— Слава Богу! Хоть что-то положительное!
Радоваться было рано. Через две недели Барбара позвонила мне домой.
— Я перенесла суд на месяц.
— Почему?!
— В день нашего заседания моей дочке назначили операцию. Я не могу присутствовать.
Ну что я могла сказать? Дочка есть дочка. Невероятные совпадения! И всё так, как выгодно Гарику! Пришлось ждать ещё месяц. Лето подходило к концу. Я не замечала смены времён года, жила от одной судебной новости до другой, прокручивая в голове всевозможные варианты предстоящего разбирательства с Гариком.
За пару дней до заседания неожиданно позвонил Рвачёв. Тихим, покорным, даже просительным голосом сообщил мне, что стоит у моего подъезда. Ему необходимо со мной поговорить.
Так и быть, я спустилась вниз и вышла на улицу.
Увидев меня, Рвачёв насупился и сквозь зубы пробурчал:
— Хорошо выглядишь!
— Ты же убить меня хотел! Я, можно сказать, встречаясь с тобой, жизнью рискую, доверчивый ты мой! Ну, как там твоя жена? С работы ещё меня не уволила?
— Ну что ты начинаешь? Я же не ругаться пришёл. Был здесь рядом по делам. Очень хотел тебя видеть. Пойдём, посидим где-нибудь. Надо поговорить.
Мы нашли небольшое кафе в итальянском районе. Сели.
— Вот что я хотел тебе сказать, — Рвачёв говорил тихо и торжественно, видимо, он хорошо отрепетировал своё выступление. — У тебя искажённый взгляд на жизнь. Ты считаешь, что любое зло должно быть наказано. Так?
— Так, — согласилась я, мысленно приготовившись к обычной адвокатской ловушке.
— Теперь подумай. А вдруг ты ошибаешься? Если то, что тебе кажется злом, вовсе не зло? А ты хочешь его наказать!
— Конкретно, пожалуйста! Что не есть зло? Ты вымогал деньги, подсовывал мне фальшивки, врал, шантажировал меня устно и письменно, грозился убить… Это всё как? Добро?
— А ты пытаешься в красивую жизнь въехать на танке. Так добро не делают.
— Ты прав. Танк — это здорово! Мне это нравится! Я тебе даже стишок прочитаю, ты же любишь мои стишки, не правда ли?
— Я любил тебя и сейчас люблю! — заблестел глазами Рвачёв.
— Да брось ты! — зло улыбнулась я. — Не обольщайся: любимый — это не ты, и никакой любви между нами не было! Просто стишок к слову пришёлся! А что касается любви, не пачкай это слово! Взял, что плохо лежало, ещё и играл на этом.
— Вот видишь, ты не понимаешь элементарных вещей. Ты никому не веришь!
— Ну, как же? Гарику верила, что он мой муж, тебе верила, что ты мой адвокат. Наелась досыта! Ты, например, зачем мне развод посоветовал? Он тебе был нужен, а мне только навредил.
— Я не хочу говорить о делах. Я уже не твой адвокат.
— О чём же ты хочешь говорить? О любви?
— О любви.
— А я не хочу говорить о любви. Её нет и не было! Ты боишься, что я тебя накажу? Не бойся, мне не до этого. А зло должно быть наказано!
— Ты же хочешь быть хорошей, откуда это чувство мести? Это низко!
— Кто бы судил о низостях! С такими, как ты, как Гарик, надо говорить на вашем родном языке.
— Ты позвонила моей жене. Это подло.
— Согласна. Но я тебя предупреждала, помнишь? Ты знал на что шёл, когда меня шантажировал.
— Как же ты, при твоих принципах, сама оказалась способна на подлость?
— Я теперь на всё способна, так что лучше не связывайся!
— Угрожаешь?
— Нет, опять предупреждаю. Я твоё адвокатство ещё долго буду расхлёбывать.
— Смотрю на тебя и думаю, всё-таки ты — необыкновенная женщина! В тебе удивительно сочетается огромное обаяние и дьявольский характер! Но, чёрт побери, это притягивает!
— Увы, притягивается всякая мразь.
— Спасибо! — с укором посмотрел на меня Рвачёв.
— Ешь на здоровье, и хватит лести, на меня она больше не действует. Ты всё сказал? Тогда пошли.
Рвачёв проводил меня домой. Уходя, он обернулся и тяжело вздохнул.
— Я скучаю по тебе. А всё-таки зря ты всё это порушила.
«Жаль только поздно, надо было раньше!» — подумала я и ушла, не простившись.
Наконец-то настал день, как всегда, проклятая среда, когда мама и я поехали в суд. Меня было решено взять, на всякий случай, свидетелем. Новый мамин адвокат, американка Барбара, симпатичная тётка, встретила нас на улице с огромным чемоданом в руках и сигаретой в зубах.