Непристойные предложения - Уильям Тенн

Посреди радиоактивного мусора современной войны жители Европы благочестиво внимали выдержкам из монографии Фоффника. Их заворожила мирная монотонность, якобы царившая в Соединенных Штатах, и утомили академические рассуждения о том, что правящая группа, с самого начала считающая себя «нелучшей», должна быть свободна от множества завистей и конфликтов, возникающих на почве необходимости доказывать личное превосходство, и что такая группа будет стремиться очень быстро сглаживать все крупные разногласия из-за опасных возможностей, которые открывают борьба и напряжение перед творческими, предприимчивыми людьми.

Тут и там имелись олигархи и начальники; в одном государстве по-прежнему правил древний религиозный орден, в другом продолжали вести людей расчетливые, умные люди. Но слово распространялось. Появились шаманы, ничем не примечательные люди, которых называли «абнего». Тираны не могли их уничтожить, потому что шаманов выбирали не за особые способности, а за средние для данной группы качества: оказалось, что пока существует группа, существует и ее среднее. Так, через кровопролития и время, абнего распространяли свою философию и процветали.

Оливер Абнего, ставший первым президентом мира, был президентом Абнего VI Соединенных Штатов Америки. Его сын в качестве вице-президента председательствовал в сенате, состоявшем преимущественно из его дядюшек, тетушек и кузенов. Они и их многочисленные потомки жили при экономике, очень слабо отличавшейся от той, при которой жил основатель рода.

На посту президента мира Оливер Абнего одобрил лишь одну меру: предпочтительное выделение университетских грантов студентам, чьи оценки стремились к среднему в их возрастной группе по всей планете. Однако президента едва ли можно было упрекнуть в оригинальности и новаторстве, столь не подобающих его высокому положению, поскольку уже некоторое время все системы вознаграждений – учебная, спортивная и даже промышленная – были нацелены на признание самых средних достижений и порицание как высших, так и низших показателей.

Когда в скором времени запасы нефти подошли к концу, люди совершенно спокойно переключились на уголь. Последние турбины поместили в музеи в рабочем состоянии: обслуживавшим их людям казалось, что столь индивидуальное потребление электричества является слишком показным для доброго абнегизма.

Выдающимся культурным феноменом того периода стали тщательно зарифмованные и точно вымеренные поэмы, посвященные неопределенным красавицам и смутному очарованию жены или старушки-матери. Если бы антропология не исчезла давным-давно, все бы знали, что наблюдается удивительная тенденция к единообразию таких характеристик, как строение скелета, черты лица и пигментация, не говоря уже об интеллекте, мускулатуре и личности. Человечество быстро, неосознанно стремилось к среднему.

Однако незадолго до исчерпания запасов угля наблюдался краткий всплеск интеллекта среди членов группы, обосновавшейся к северо-западу от Каира. Эти нильцы, как их прозвали, в основном включали неприспособившихся диссидентов, изгнанных своими обществами, с примесью душевнобольных и физически увечных; в пору своего расцвета они обладали огромным количеством технических устройств и пожелтевших книг, выкинутых из ветшающих музеев и библиотек по всему миру.

Тщательно игнорируемые соседями, нильцы вели бесконечные ожесточенные дебаты, возделывая свои заболоченные поля, чтобы прокормиться. Они пришли к выводу, что являются единственными выжившими потомками Homo sapiens, а подавляющую часть мировой популяции теперь составляют так называемые Homo abnegus.

Успех человеческой эволюции, решили они, был связан в первую очередь с отсутствием специализации. В то время как другие животные вынуждены были подстраиваться под конкретную ограниченную среду, человечество могло бесконтрольно развиваться, пока наконец не столкнулось с фактором, который потребовал приспособления. Чтобы избежать войны, человек специализировался на ничтожестве.

Зайдя так далеко в своих дискуссиях, нильцы постановили использовать имевшееся у них древнее оружие, дабы спасти Homo abnegus от самого себя. Однако яростные споры по поводу выбора методов насильственного образования привели к кровавой междоусобице с применением того самого оружия, в результате чего вся колония была уничтожена, а место, где она находилась, стало пустошью. Примерно в это время, использовав последний уголь, человек вернулся в обширные самовозобновляемые леса.

Царство Homo abnegus продлилось четверть миллиона лет. В конце концов оно было оспорено – и успешно – группой ньюфаундлендов, оказавшихся на острове в Гудзоновом заливе еще в двадцатом веке, после крушения грузового судна, везшего их к новым хозяевам.

Эти выносливые, умные собаки на протяжении нескольких сотен тысячелетий вынужденные ограничиваться собственным рычащим обществом, научились говорить примерно так же, как обезьяньи предки человека научились ходить, когда внезапное изменение флоры уничтожило их древние древесные дома, – то есть от скуки. Тяжелые условия жизни на промозглом острове отточили их интеллект, холод стимулировал их воображение, и говорящие ньюфаундленды основали удивительную собачью цивилизацию в Арктике, прежде чем двинуться на юг, дабы поработить и в конце концов одомашнить человека.

Одомашнивание заключалось в том, чтобы скрещивать людей исключительно ради их умения бросать палки и другие предметы, приносить которые было спортом, до сих пор популярным среди новых хозяев планеты, невзирая на малоподвижность определенных эрудированных индивидуумов.

В качестве домашних животных особенно ценилась группа людей с невероятно тонкими, длинными руками; однако другая школа ньюфаундлендов предпочитала приземистых особей, чьи руки были короткими, но невероятно жилистыми; время от времени интересные результаты удавалось получить, вызывая рахит в нескольких поколениях, что давало животных с гибкими, буквально бескостными руками. Этот последний тип, интригующий с эстетической и научной точки зрения, считался общепризнанным свидетельством декадентства хозяина, а также функциональным оскорблением животного.

Разумеется, в конце концов цивилизация ньюфаундлендов изобрела машины, которые могли бросать палки дальше, быстрее и чаще. И потому человек сохранился лишь в самых отсталых собачьих сообществах.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Этот рассказ я начал писать в армии – где-то в Европейском театре военных действий, в 1944-м. Печатной машинки у меня не было, зато была одна из первых шариковых ручек (купленная в Гриноке, Шотландия, вечером после высадки с транспортного корабля) и пачка чистых бланков полевой почты (одностраничных форм для писем домой, которые выдавали заокеанским солдатам).

Сначала я собирался написать сатиру о врожденной посредственности бюрократического аппарата, в частности, представленного офицерами армии Соединенных Штатов. К тому моменту как я закончил черновик, в немецком Заарбрюкене в 1945 году, мое мнение об армии несколько раз изменилось – хотя, к моей досаде, армии на это было наплевать.

После увольнения, но прежде чем начать профессиональную карьеру писателя, я покромсал рассказ, выбирая сперва эту мишень, затем другую. К 1947-му я остановился на самом посредственном человеке, какого мог себе представить на высоком посту, – Гарри С. Трумэне, президенте Соединенных Штатов. Именно он, к моему стыду и печали, послужил прототипом Джорджа Абнего.