Загадка Скапа-Флоу - Александр Корганов

– Вот Вы какой. Я уже знаю о Вашем назначении. Пока здесь для Вас нет никакого дела. Не хотите ли обратиться с просьбой о дополнительном отпуске?

Я сразу оценил ситуацию и энергично ответил:

– Так точно, господин капитан-лейтенант!

– Хорошо. Тогда отправляетесь, предварительно на неделю.

Я поблагодарил и, окрыленный, удалился.

Мне вспомнилось недавнее прошлое. Когда я был последний раз дома, мне встретился знакомый фенрих.[90 Курсант выпускного курса военно-морского училища (нем.).] Во время нашего разговора он показал мне групповую фотографию своих друзей на Новогоднем вечере.

Среди всех лиц одно мне сразу бросилось в глаза: белокурая девушка из сада в Плауене, девушка, которой я подарил розы и поцелуй. Это было незабываемо!

Я попросил тогда у фенриха ее адрес, и написал ей.

Вскоре пришел ответ. Она благодарила меня за мое письмо и находила его очень забавным: ведь в Плауене она никогда не была. Все же спустя полгода она стала моей женой. И я никогда не раскаивался в путанице, которая нас сблизила.

Отпуск к жене закончился быстро. Через три дня я был отозван по телеграфу.

– Мы следуем в Испанию, – сказал мне командир по прибытии. – Для защиты германских интересов. – Его лицо сияло.

Лодка поспешно готовилась к боевому походу. Принималось горючее, одновременно загружались продовольствие и боеприпасы. Уже на следующий день мы вышли в море.

Мы думали, что напряженность в этой стране быстро разрядится. Однако это было только предгрозьем, которое вскоре разразилось грозой.

В канале мы провели испытательное погружение. Я находился в центральном посту. Отсеки поочередно доложили о готовности к погружению. Затем были поданы команды «Принять главный балласт!» и «Убрать пузырь из цистерн!»

При дифференте на корму раздался крик из носового отсека:

«Торпеда, торпеда!» Я бросился туда.

Одна из торпед выскользнула из аппарата, и ее хвостовая часть торчала наружу. Четверо членов экипажа, пыхтя от натуги, удерживали ее от дальнейшего соскальзывания назад.

Было видно, что долго они не выдержат. Шаг за шагом торпеда смещалась в корму. И если лодка наклонится на корму хотя бы еще немного, то торпеда неминуемо выпадет из аппарата, покалечит людей, а в случае взрыва – развалит лодку.

В два прыжка я снова оказался в центральном.

– Одерживать дифферент! Торпеда пошла назад! – крикнул я старшему инженер-механику.

Тут же завращались оба штурвала управления горизонтальными рулями. Я же снова помчался вперед и присоединился к тем четверым. Лодка медленно выравнивалась на киле, и так же медленно мы возвращали торпеду назад, в торпедный аппарат. До тех пор, пока, наконец, задняя крышка за ней не закрылась на кремальеру.

– Как это произошло? – набросился я на унтер-офицера-механика.

Он стоял передо мной, потея и дрожа всем телом, жилы на его лбу вздулись от напряжения.

– Не знаю, – прерывисто дышал он. – Я обслуживал торпеду, и провернул машину, и тут заклинило крепежный болт.

– Значит Вы поспешили доложить о готовности к погружению!

– Так точно, – ответил он вполголоса.

Когда я доложил командиру, он вызвал виновника и тоже разнес его в пух и прах. Однако за завтраком в кают-компании произнес спокойно, как бы непричастно:

– Ну вот, был бы несчастный случай на производстве, и подводная лодка не нуждалась бы более в пенсионном страховании по старости.

В этом походе были и другие инциденты.

В Бискайском заливе мы попали в шторм, самый тяжелый из тех, что мне пришлось когда-либо испытать. Когда я в тяжелой штормовой одежде, неуклюжий, как бродячий платяной шкаф, поднялся на свою вахту на мостик, небо было слоисто-серое, а море чернильно-темное. Лодка, гремя дизелями, разрезает волны, и дождь хлещет по нашим лицам. Время от времени мы до плеч погружаемся в набегающую волну.

Но это было только началом. Темные волны становятся все могущественнее и круче. Они накатываются на нос лодки и с грохотом опрокидываются на корпус.

Бинокли мы передали вниз, а сами закрепились с помощью привязных ремней. Только командир остался непристегнутым. Он стоит на мостике впереди, судорожно сжимая перила руками и набычившись, встречает волну. Чтобы с каждой волной масса воды не попадала в лодку, верхний рубочный люк задраили.

Дизели работают, тяжело сопя. Когда нас вздымает на гребень волны, винты оголяются, и шум дизелей усиливается.

Внимание, впереди нарастает громада девятого вала! Мы инстинктивно пригибаемся и исчезаем под ней вместе с лодкой, рубкой и мостиком. Когда мы выныриваем, отплевываясь и откашливаясь, то обнаруживаем, что одного из нас на мостике нет. Унтер-офицера-сигнальщика. Крепежные стропы его пояса разорвало, и он беспомощно повис на ограждении.

Командир одним махом очутился около него, рывком помог подняться на мостик, и еще до набега очередной волны они нырнули под козырек. Потом унтер-офицер был отправлен вниз. До появления очередной смены мы остаемся на мостике вдвоем.

Волны становятся все круче. Часто лодки не видно совсем, и только рубка чуть возвышается над водой. Наконец нам ничего больше не остается, как нырнуть под воду. Мы дождались схода очередной волны и исчезли в рубочном люке. В следующий миг нам вслед опрокинулась громада волны. Рискованный момент – закрытие рубочного люка: командира могло бросить с водой вниз, в лодку, или, наоборот, выбросить из нее.

Насосы начали свою работу, откачивая воду. Затем мы погружаемся.

Лодка погружается, и с нарастанием глубины становится все меньшим влияние волн на поверхности моря. Вскоре ничто уже не напоминает о шторме наверху. Только слабое покачивание, да тонкое пение электродвигателей.

Мы пробыли под водой много часов, а когда всплыли снова, шторм прекратился, и мы увидели в серой утренней дымке темную полоску испанского побережья. Ни на побережье, ни в море не было видно никаких огней, только луна просвечивала между рваными облаками.

Старший штурман выругался. Без ориентиров нельзя было точно определить наше место. Он был уверен только в том, что мы находились где-то между Бильбао и Сантандером.

С наступлением новых суток началось наше патрулирование. Вдоль побережья до мыса Финистерре. Море было пустынным, только иногда на горизонте появлялся дымок парохода. Побережье Испании лежало в темноте. Лишь иногда, при ветре со стороны берега, была слышна орудийная канонада. Звук проникал в кровь и порождал желание, знакомое каждому настоящему солдату: быть рядом с тем, кто сражается.

Но наше время еще не наступило. Только однажды война подошла к нам так близко, что мы поверили было в соприкосновение с ней.

Это было перед Бильбао. Сигнальщик доложил: