Чингисиана. Свод свидетельств современников - Александр Мелехин

Среди представленных в этом сборнике китайских источников следует в первую очередь отметить «Записку о монголо-татарах» («Мэн-да бэй-лу»). Автором этого самого древнего источника по истории Монголии и монголов является посол императора Сунской династии (1127–1279) Нин-цзуна — Чжао Хун, побывавший в 1221 году у главнокомандующего монгольскими войсками в Северном Китае гуй вана Мухали.

Чжао Хун в своих записках попытался отразить многие стороны жизни монголов: историю происхождения и их нынешнее состояние, планирование и организацию военных походов, их оружие и военное снаряжение, иерархию должностных лиц в армии и гражданской администрации в Северном Китае, нравы и обычаи монголов, их праздники и развлечения и многое другое.

«Путешествие на Запад монаха Чан Чуня…» («Чан-чунь чжэнь-жэнь си-ю цзы») — это путевой журнал, который вел один из спутников-учеников прославленного даосского монаха Чан Чуня (1148–1227), вызванного Чингисханом в его ставку и совершившего свое путешествие из Северного Китая в Среднюю Азию и обратно в 1219–1224 гг.

Выдающийся русский синолог П. И. Кафаров в предисловии к своему переводу описания этого путешествия писал: «Даосский монах Чан Чунь, живший во времена усиления монголов, пользовался в свое время большою славою в Северном Китае и почетом при дворах Сунском и Гиньском (Цзиньском). Он принадлежал к северной даосской школе, к секте Цзинь лянь, или Золотого ненюфара, последователи которой носили название Цюань чжень, т. е. вполне истинных, святых, и были адептами внутренней, или духовной, алхимии. Они искали в психическом мире вожделенный Дань (философский камень), тайны бессмертия, долголетия и другие дары… Чан Чунь, по мнению своих современников, достиг цели этой науки, провел всю жизнь свою в созерцании.

Чингисхан после вторжения в Китай узнал об имени Чан Чуня, вероятно, от предавшихся китайцев и вызвал его в свою орду, чтобы воспользоваться его секретами, по примеру китайских государей, увлекавшихся тщетными надеждами на чудотворную силу даосов»[11].

Итак, что хотел получить от общения с даосским проповедником Чингисхан? Очевидно: средства сохранения здоровья и продления жизни. Но не менее важным было для Чингисхана и другое: он стремился привлечь на свою сторону прославленного монаха, получить его совет, как управлять завоеванным Китаем, использовать его в повышении своего авторитета среди местного населения Китая.

Но что же помимо трепета перед «властелином вселенной» подвигнуло 72-летнего монаха совершить столь опасное и утомительное путешествие? Как считают некоторые исследователи, желание возвысить в глазах Чингисхана свою даосскую школу. Сам же Чан Чунь, размышляя об этом, писал: «…ныне, по первому зову Драконова двора, я иду, почему же? Я слышал, что Царь одарен от Неба мужеством и мудростью, превосходящею древность и нынешние времена; правота в нем помогает чудесному величию; китайцы и варвары покоряются ему; посему… я счел необходимым… представиться [Чингисхану][12].

Отличительной особенностью путевых заметок, которые вел один из учеников Чан Чуня, Ли Чжи-чан, является их скрупулезность, объективность, точность наблюдений и датировки всех этапов этого путешествия. Любознательный Ли Чжи-чан подметил и отразил в своих записках особенности быта и нравов народов тех стран, через которые пролегал путь Чан Чуня и его спутников. Но главное — он сумел показать, как высоко ценил Чингисхан даосского монаха, его философию жизни. «Божественный и бессмертный три раза объяснял мне средства к поддержанию жизни; я глубоко вложил его слова в сердце»[13],— сказал Чингисхан присутствовавшим во время одной из его бесед с монахом сподвижникам. В другой раз, собрав царевичей, князей и вельмож, Чингисхан сказал: «…я теперь еще более убедился, что он небесный человек… Небо внушило ему то, что он говорил мне. Вы, каждый, запишите то в своем сердце»[14]. В этой связи вполне закономерным явилось сделанное Чингисханом тогда же «святое повеление», согласно которому даосские монахи были «избавлены от всех больших и малых повинностей, оброков и податей..>[15].

Завершая обзор китайской части свидетельств современников о Чингисхане и его эпохе, подчеркнем еще раз очевидную ценность этих и многих других китайских источников по одному из интереснейших периодов мировой истории — периоду монгольских завоеваний XIII–XIV вв.

* * *

В Западной Европе устойчивый интерес к монголам и их завоевательской политике возник в начале XIII века, сразу же после первых достигших Европу сообщений о походах Чингисхана в сопредельные страны; а после походов Батыя на Русь и южные области Центральной Европы, когда страшная опасность порабощения кочевниками нависла над Европой, потребность в информации об этом «безвестном и чужом» народе: его нравах и обычаях, его армии и вооружении и, главное, «о замыслах татар» стала настоятельной.

На Восток, к монголам, были отправлены несколько экспедиций, которые под прикрытием католического миссионерства должны были установить отношения с монгольскими ханами, собрать важную военно-стратегическую информацию.

Сразу отметим, что достичь политических целей не удалось, зато европейцы благодаря католическим миссионерам, а затем и купцам значительно расширили свои исторические, географические, этнографические знания, прежде всего о монголах, а также о тех народах, чьи земли посетили отважные путешественники. Благодаря книгам, которые они написали по возвращении на родину, их имена вошли в мировую историю.

Большие заслуги в информировании европейцев о Монголии и монголах имеют предшественники Марко Поло — Джованни дель Плано Карпини (нач.1180 — не позднее 1252) и Гильом де рубрук (не ранее 1215 — ок. 1270), путевые заметки которых стали бесценными свидетельствами эпохи Чингисхана и его ближайших потомков.

Хотя Плано Карпини был направлен к монголам самим папой римским в качестве его полномочного представителя, а Гильом де Рубрук — Людовиком Святым, цели их путешествий были, по сути дела, одинаковыми. Их точно выразил в начале своего сочинения «Истории монгалов» Плано Карпини: «Когда отправлялись мы по поручению апостольского престола к татарам… мы не щадили себя самих… чтобы, узнав их истинные желание и намерение, иметь возможность открыть это христианам, дабы татары своим случайным и внезапным вторжением не застигли их врасплох, как это и случилось однажды по грехам людским…»[16].

Заголовки различных разделов сочинений этих авторов также красноречиво свидетельствуют о целях, которые они ставили перед собой. К примеру, в анонсе к восьмой главе сочинения Плано Карпини мы читаем: «Как надлежит встретить татар на войне, что они замышляют, об оружии и устройстве войск, как надлежит встретить их хитрости в бою, об укреплении крепостей и городов и что надлежит делать с пленными».

Наряду с подобной информацией книги этих путешественников изобилуют яркими картинами быта монголов и людей других национальностей, которые состояли у них на службе, материалами по истории, религии монголов. Особенно в этом преуспел Гильом де Рубрук. В частности, в своей книге «Путешествие в восточные страны» он первым из европейских путешественников подробно описал столицу монголов при первых ханах — город Каракорум.