Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако новая благотворительность разрушила бытующее мнение, что, дескать, лишь крупные фонды и государственные учреждения обладают опытом, необходимым для разработки благотворительных проектов, и потенциалом для их реализации. Правовые и бюрократические рогатки, препятствующие официальной помощи, известны всем. Бесконечная волокита, задержки, коррупция пробудили затихшую было критику помощи, некогда звучавшую из уст экономиста Питера Бауэра (Лондонская школа экономики), а в наши дни ее продолжил экономист из Замбии Дамбиса Мойо{342}. Такие монстры частной благотворительности, как Американский Красный Крест, после цунами в Юго-Восточной Азии 2004 года и обрушившегося в 2005 году на побережье США урагана “Катрина” попали в центр общественного подозрения, став фигурантами скандала. Мы не хотим сказать, что новички, малые благотворительные организации, не подвержены коррупции и противозаконным действиям. Когда в январе 2010 года на Гаити произошло сильное землетрясение, неравнодушные граждане массово посылали платные смс-сообщения, перечисляя по 5 долларов за сообщение на счет благотворительной организации Yele Haiti, основанной хип-хоп-исполнителем Вайклефом Жаном, уроженцем Гаити, а через несколько недель вдруг оказалось, что организация подозревается в серьезных злоупотреблениях.
Но предпосылка для венчурной благотворительности и появления новых, идущих по кратчайшему пути механизмов доставки и новых платформ, заключается в том, что коллективный опыт доноров и получателей – участников осуществляемых между двумя сторонами трансакций – может формироваться, улучшая все то, что накопили к настоящему моменту прежняя структура фондов и благотворительных агентств. Как сформулировал в одной из британских газет руководитель Uplift Academy и пионер в области новой благотворительности Том Мюннеке: “Вместо того чтобы идти к созданию единой, крупной централизованной бюрократии, как Красный Крест или тот же Оксфордский комитет помощи голодающим, мы теперь можем подойти к черте и взять власть в свои руки”{343}. У этой черты доноры, взращенные венчурным капитализмом в духе Силиконовой долины, прибегают к широкому набору инструментов – от создания подходящей среды до реализации образовательных проектов, а потенциальные получатели выдвигают свои предложения, прекрасно понимая, что им приходится конкурировать со многими другими претендентами на помощь из самых разных стран. Руководители крупных фондов и координаторы представляемых ими программ, а также чиновники крупных агентств по оказанию помощи видят, как уменьшается их влияние – результат воздействия то ли новых инструментов, направленных на то, чтобы избавиться от них, то ли общественно активных знаменитостей, таких как фронтмен U2 Боно или сенегальский певец Юссу Н’Дур, которые для пропаганды своих взглядов и приоритетов используют глобальные медийные и коммуникационные платформы.
Впрочем, не стоит рассматривать эту грань как нечто нерушимое, и традиционные игроки вполне способны приспособиться – или по крайней мере попытаться это сделать. Например, Фонд Рокфеллера – один из первых инвесторов венчурного благотворительного фонда Acumen. Десаи и Харас отмечают, что многие крупные государственные агентства разделяются, образуя отделы более узкой направленности, чтобы лучше сосредоточиться на работе и уменьшить расходы. Эти и другие аналогичные шаги лишь подтверждают то, что в будущем благотворительность будет более фрагментированной, чем она была в прошлом. Станут ли возражать против этого Рокфеллер, Карнеги и прочие из их когорты? Совсем необязательно. “Рокфеллер воспринимал свою благотворительность через призму собственного бизнеса, – заявила журналу Forbes основательница Acumen Жаклин Новограц. – Она была предельно централизованной, иерархичной, основу ее составляли эксперты, и к тому же она была крупномасштабной”. Сегодня новый вид предпринимателей, представителей финансового и технологического сектора, кующих свои состояния в сетевой экономике, не мудрствуя лукаво, переносят деловые навыки на благотворительность “от самых рыночных низов и выше”, как выразилась Новограц{344}. Эндрю Карнеги благоволил “научной филантропии”. И так как “наука” о бизнесе отвергает крупные централизованные корпорации, предпочитая малых расторопных игроков сетевидной структуры, то будет логично, если по тому же пути проследует и благотворительность.
Во всем мире, а особенно на тех рынках, где присутствие интернета сильнее всего, источники и хранилища новостей находились и находятся в состоянии непрерывного движения. Оцифровка информации и каналов общения идет стремительно и непрерывно, что привело к совместному существованию в пределах одних и тех же платформ разных видов контента (новости, аналитика, мнения, реклама, пропаганда), поступающего из самых различных источников (службы новостей, рекламодатели, пропагандисты, публицисты, частные лица). Некогда отдельно существовавшие СМИ, каждое со своими технологическими требованиями, культурой ведения бизнеса, объединяются: нынешние радио и газеты на равных существуют в двух форматах – первоначальном и сетевом, извлекая из этого все больший и больший доход.
Потребители новостей с интересом следили за тем, как их любимые издания стремятся сохранить рекламодателей и ищут новые каналы поступления прибыли, как находят удачные решения и проводят грань между бесплатной версией ресурса и содержанием, доступным за деньги, за тем, как иногородние отделения распределяют своих сотрудников между бумажными и электронными версиями, и так далее. Многих постигла неудача. Например, в США с 2006 по 2011 год закрывалось по пятнадцать газет ежегодно, или 1 % от общего объема индустрии. С 2000 года тиражи и доходы от рекламы в газетной индустрии США снизились на 43 %{345}. Телезрители с изумлением увидели, что их любимые передачи освоили просторы интернета, став доступными в любое время дня и ночи благодаря сотрудничеству с избранными видеокомпаниями. А радиослушатели теперь могут выбирать, как слушать музыку по радио: посредством спутниковых станций или при помощи таких специальных сервисов, как Spotify и Pandora. “Информационно зависимые” могут искать любую информацию в самых различных источниках, фильтруя ее через новостные агрегаторы с помощью поисковиков Google или Yahoo либо поручая фильтрацию новостей друзьям по социальным сетям (Facebook, Twitter), всецело полагаясь на их вкусы.
Последствия таких нововведений, хоть и много о них говорили, не так очевидны. Журналисты, как и следовало ожидать, довольно долго беспокоились за будущее своей профессии; но где искать власть в средствах массовой информации и в каком направлении происходит ее трансформация? Ответ на этот вопрос существенно – существеннее, пожалуй, чем в любой другой сфере, – зависит от того, где мы будем искать.