Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я же вступил врукопашную с одним из чертей. Как оказалось, почти ежедневные занятия боксом и борьбой с Анчуткой всё-таки дали результат, мы колотили друг дружку, но никто не мог взять верх. Меня это даже веселило, а вот чёрта в форме ваффен СС уже трясло от обиды и ярости. Они не привыкли, что люди могут им противостоять. Так на тебе, гад!
Краем глаза отметил, что незнакомая девушка отважно сцепилась со вторым солдатом, судя по всему, она знала дзюдо. Хотя в снегу это всегда проблемно, но зато более тяжёлый чёрт никак не мог её завалить, а вот сам падал уже раз шесть. И всё на голову.
— «Не смеют крылья-а чёрные, — расхристанная гармонь рвала русские сердца, — над ро-одиной летать!»
— «Поля-а её просторные-е…» — невольно вспомнил я, не отвлекаясь от драки.
— «Не смеет враг топтать!» — хором поддержала отважная толпа русских баб, под руководством нашего добермана захлестнув немецкого офицера. Стрелять он не рискнул: как бы ни были злы черти, но убивать людей просто так они тоже не смеют — тут запросто можно нарваться на мгновенный ответ ангельского спецназа. Это я со слов нашего безрогого брюнета знаю, хоть сам таких не видел.
В общем, в тот морозный день согрелись все, все отвели душу и почесали кулаки. Оказалось, что жители Архангелогородской области до сих пор не разучились выворачивать доски из заборов, бить ведром по голове, махать лопатой, визжать в ухо и закапывать врага в снегу. Наверное, в одиночку ни я, ни девушка, ни мой доберман не смогли бы одолеть чёрта, но если, как говорится, навалиться всем селом, то вполне и даже запросто.
— «Пусть ярость благородна-а-я вскипа-ает, — грозно неслось над площадью, — как волна-а! Идёт война народная-а…»
…За околицей, посреди истоптанного в грязь поля, стояли три снежные бабы, для крепости облитые водой и мгновенно заледеневшие на морозе. Внутри каждой находилось по одному избитому фашисту, каски были нахлобучены сверху… Глаза вопиют о милосердии, а из-под морковкиных носов выбегают тонкие струйки пара. Значит, всё-таки дышат.
Извлечённый за ноги отец Пафнутий сначала долго плевался снегом, потом ругался матом, потом низко поклонился всем в пояс, попросил прощения и благословил, а бабку Маню даже обнял при всех. Народ расходился неспешно, с песнями и впечатлениями. Как я уже, кажется, говорил, с развлечениями у нас на селе негусто, а тут почти праздник…
Домой мы ушли последними, чертей из снежных баб решили не выковыривать, пусть охладят горячие головы, подумают о своём поведении. В конце концов, мы их сюда не звали, они сами припёрлись. Так что теперь это ваши проблемы, парни, Диоген мне в бочку!
Батюшка шёл впереди, на ходу выдирая льдинки из бороды. Гесс прыгал вокруг, вертел огрызком хвоста, носился взад-вперёд, но пока разумно помалкивал. Мы же поравнялись с той героической девушкой в комбинезоне. Ростом лишь на полголовы ниже меня, то есть высокая. Фигура гибкая, шагает легко, плечи прямые, немножко курносая, но симпатичная.
Я молча протянул руку, из вежливости предлагая забрать у неё сумку.
Покосившись на меня, она помотала головой и спросила:
— Новый послушник, как я понимаю?
— Фёдор Фролов, — отрекомендовался я. — Для друзей Тео.
— Обойдёмся без фамильярностей, Фёдор. Курсант школы МЧС Дарья Фруктовая. И вот только хихикни мне!
Я прикусил губу, потому что хихикнуть как раз таки очень захотелось.
— Фамилия по отцу, а родителей не выбирают. Пафнутий мой дед по материнской линии, я у него зависаю периодически. Ну там раза два-три в год, если с учёбы отпускают. Ещё вопросы?
— Никак нет.
— Вольно, — без улыбки бросила она. — Эй, Гесс! Гесс, тебе говорю, дуй сюда, поглажу!
Мой пёс одарил внучку своего хозяина высокомерно-подозрительным взглядом и, гордо задрав морду, проследовал в наши ворота.
— Забыл меня, — вздохнула она, ни к кому не обращаясь. — А ведь ещё позапрошлым летом играли во дворе в дочки-матери. Такой милаха был, если его укутать в пелёнки и платочек повязать. Качаешь его на ручках, качаешь…
Я представил себе строгого добермана в роли куклы Барби и понял чувства бедного пса. Второй раз он на такое не подпишется, хоть кастрируй, хоть расстреливай. Избитый в кровь Анчутка встретил нас на пороге. Голова домашнего беса была замотана бинтами, лицо в синяках, правая рука на перевязи. Как на ногах вообще стоял, ума не приложу, но бесы — твари живучие…
— Где они? — тихо спросил он, когда я поднимался на крыльцо.
— За селом три снежные бабы. Мы их туда закатали.
— Грациас, сеньоры!
— Освободил бы от чертеняк-то, кстати, — не оборачиваясь, буркнул отец Пафнутий. — Замёрзли-то, поди, в лёд. Так ты от лом железный возьми.
— Премного благодарен, ваше превосходительство, — умилился Анчутка, достал из сеней лом и, прихрамывая, пошёл мстить.
На новую гостью он внимания не обращал, коротко поклонился (или споткнулся?) и вышел за ворота. Но, видимо, для девичьего сердца вид избитого красавчика был столь эпически-героичен, что внучка отца Пафнутия на миг замерла с распахнутым ротиком.
Я подмигнул Гессу, и верный доберман легонько вмазал ей передней лапкой по нижней челюсти, приводя в чувство.
— Это не человек, бес.
— А-а… кто?
— Бес. Нечто вроде тех чертей в фашистской форме, но пожиже уровнем. Я думал, ты знаешь?
— Знаю, конечно. — Она гордо вздёрнула носик. — Мне дед о них все уши прожужжал. А ты, значит, тоже в них веришь.
— Как можно не верить в то, что видишь?
— Оу-у, как всё запущено… — Она сделала вид, что её это не особо касается. А я, естественно, не стал ничего доказывать.
Мы ввалились в наш большой уютный дом. Батюшка, не раздеваясь, не снимая тапок, протопал к себе в комнату и, опустившись на колени, истово перекрестился на иконы.
Я же снял полушубок, повесил его на гвоздь в сенях и помог разоблачиться Гессу. Надеюсь, никто не обратил внимания, что сегодня он при всех разговаривал? Ну а если обратили, так, наверное, забыли уже в пылу сражения. Там же лютый махач был, хорошо ещё всерьёз не пострадал никто.
Кроме чертей, разумеется. Но для них это дело сейчас пойдёт по второму кругу, там уже Анчутка с ломом возьмёт своё, а он драться умеет, по себе знаю. Кстати, как-то вдруг забылся и сам факт того, что наш православный батюшка каких-то полчаса назад стоял с петлёй на шее.
Ему оно уже не было