С царем и без царя - Владимир Николаевич Воейков

(обер-гофмейстерина Е. А. Нарышкина) передала всем привет. Бедный папа! (граф Фредерикс). Больно его таким видеть, скажите ему, что хозяйка (государыня) целует «Нусскнакер» (граф Фредерикс) и часто с любовью его помнит и надеется, что еще увидимся, что не надо падать духом — Господу Богу все возможно и он еще дорогую Родину спасет. Попросите его приобщиться Святых Тайн — скажите это от меня, он знает, что я ему это всегда напоминала, когда ему было особенно тяжело на душе. — Ученик (наследник) сердечно кланяется и благодарит за снимок, который теперь в кармане носит. По глазам видно, что он пережил. Как я рада, что Вы мою любимую подругу (А. А. Вырубову) видели — новое большое горе — смерть отца. Ужасно тяжело вам всем — болезни — больно думать все, что переживаете. А нам лучше всех живется. — Были весенние дни, теперь опять 17–20 градусов мороза, но на солнце очень уже тепло — они даже немного загорели. На дворе усердно дрова рубят и колят. Много учатся — время скоро бежит — 7 месяцев уже, что сюда переселились. Тяжелая годовщина сегодня. Но Господь милостив. — Как у Голого (так называл меня наследник за мою лысину) глаза? И сердце? Передайте ему и всем вашим наш искренний привет. — По вечерам муж читает нам вслух — мы вышиваем или играем в карты. — Иногда выхожу, когда не слишком холодно, даже два раза наслаждалась сидя на балконе.

Что мой брат (т. е. Германия) недалеко от вас, мне особенно тяжело!!

Изу (баронессу Буксгевден) только издали видим!

Очень рады знать, что котик здоров, благодарим Вас, что так хорошо за ним смотрите. — Можете ли быть ангелом, т. к. на островах живете, и переслать письмо Ольге К. (королева греческая — Ольга Константиновна), — почта не идет, а этим образом могу ее за письмо поблагодарить.

Прощайте, нет, до свидания, милая Нини, — Господь с Вами. Крепко целую».

Это письмо перенесло меня в давно прошедшие времена, когда так часто приходилось видеть императрицу, и ее образ предстал как живой. Вспомнилась ее величественная царственная осанка, ее серо-голубые большие глаза, в которых всегда отражалась какая-то глубокая печаль. На многолюдных собраниях природная застенчивость императрицы придавала ей вид страдальчески-холодный, как будто бы она была чужда всему, что вокруг нее происходило. Это было одной из причин, по которой мало знавшие императрицу считали ее гордою и недоступною, совершенно не понимая, что она хорошо себя чувствовала только там, где могла приносить утешение и облегчать страдания людей; пустые же светские разговоры ее только тяготили. Она не обладала умением каждому любезно, приветливо улыбаться и тем приковывать к себе симпатии масс.

Если бы императрица Александра Федоровна при своей красоте и величественности имела дар обвораживать всех к ней приближавшихся, она, как я об этом упоминал, не встретила бы со стороны высшего общества того недоброжелательства, которое, разрастаясь все больше и больше, заставило ее уйти в себя и искать общения с людьми менее родовитыми, но казавшимися ей более простыми, сердечными и естественными.

Незадолго до революции, когда до императрицы стало доходить все говорившееся про нее в то время в Думе, обществе и войсках фронта, она испытывала невероятно тяжелые переживания, заставившие ее, с одной стороны, отдаться уходу за жертвами войны в лазаретах Царского Села, а с другой — в поисках опоры доверяться людям, внешне выказывавшим ей большую любовь, оцениваемую императрицею очень высоко: в ответ на преданность людей к себе она делалась их верным другом и защитником от всевозможных нападок недоброжелателей. Из боязни постороннего влияния на беспредельно доброго и мягкого царя, в смысле отдаления его от нее, она старалась внушать государю твердость и резкость.

Глубочайшая драма императрицы состояла в том, что, имея в помыслах исключительно благополучие государя, наследника и России, она не достигала желанных результатов и всякое ее начинание обыкновенно оканчивалось неудачей, невзирая на то что всеми ее действиями всегда руководили благородство, честность и доброта.

Приведенное выше письмо императрицы служит ярким подтверждением высоких ее качеств: находясь в заточении, переживая неслыханные унижения и лишения, она думает о несчастии других и не жалуется на свое. Вся жизнь императрицы 340 была в Боге; вера в него давала ей силу и бодрость в переживании невзгод, обрушившихся на нее на ее второй родине, где она совершенно не была понята современниками; даже члены императорской фамилии судили о ней вкривь и вкось; например, великий князь Кирилл Владимирович в своем революционном интервью в петроградской газете нашел для себя возможным сказать, что он с ужасом не раз думал, не находилась ли царица в заговоре с Вильгельмом…

Если принять во внимание перемену, происшедшую за последние десять лет во взглядах многих людей на императрицу Александру Федоровну, можно с уверенностью сказать, что близок тот час, когда правда восторжествует и личность нашей царицы очистится от злобных и лживых наветов… Но никогда не очистится и не оправдается в глазах будущих поколений то общество, которое в дни затмения опозорило себя уже теперь вполне опровергнутой клеветою на супругу русского венценосца.

5

Император Николай II

С переездом Их Величеств с детьми в Екатеринбург возможность сноситься с высочайшими узниками совершенно прекратилась для нас и опасения за их судьбу возрастали, тем более что беспрестанно стали разноситься тревожные слухи, вскоре оказывавшиеся ложными.

6 июня в газетах писалось, что государь убит, а наследник жив; 10 июня появилось известие, что государь убит, а наследник умер; 12 июня последовало опровержение обоих этих слухов; 6 июля промелькнуло известие, что государь расстрелян, а затем распространился слух и о расстреле всей царской семьи. Определенных сведений получать не удавалось: приходилось довольствоваться гадательными известиями, с одной стороны, о трагической кончине царя и семьи, а с другой — об их спасении. Обе версии подтверждались доказательствами подчас весьма сомнительного характера. Доходили слухи о нескольких попытках спасения царской семьи во время ее пребывания в Тобольске и о том, что чья-то сильная рука систематически парализовала деятельность монархических группировок, поставивших себе целью спасение государя императора Николая II с семьей.

Переезд в Екатеринбург создал новую обстановку, новые условия жизни, сильно ограничив число лиц, входивших в соприкосновение с царской семьей. Что делалось за забором Ипатьевского дома — знало очень мало людей. Рассказ об убийстве государя, императрицы, наследника цесаревича и четырех великих княжон наводит на вопрос, почему руководители его, с одной стороны, проявляли намерение его скрыть,