Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

«Я не его жена!» – заорала я на иврите.

Тоби схватил меня за руку и поволок прочь. Мы перешли на бег и в конце концов спрятались за стеной, пьяно, визгливо смеясь. Мы присели на корточки, и всё было почти как в первую встречу. Наши лица оказались совсем рядом, и вдруг я поняла, что Тоби – совершенство. Всё это время он был у меня под носом. В буквальном смысле под носом, потому что его макушка именно дотуда и доходила. Зачем я искала что-то сложное, если могла заполучить простое? Почему я не могла обратить свой взор на всех Тоби мира сего? И на самого Тоби, на этого Тоби, который прямо тут, рядом со мной? За прошедший год мне сначала разбил сердце парень, который то ли знал, то ли не знал, что он гей, но несомненно был таковым; а потом мне разбивали сердце всякие дебилы, с которыми я гуляла только потому, что немного похудела и дебилы наконец стали меня замечать. Все, чего я в жизни хотела, – быть нормальной, но, похоже, нормальность для меня недосягаема. Зато для меня досягаем Тоби. Я подалась вперед, чтобы его поцеловать. Он меня оттолкнул. «Я не могу воспользоваться твоим нетрезвым состоянием», – сказал он. Назавтра он извинялся, но я притворилась, что ничего не помню.

Сейчас, в его спальне, при открытых окнах, я положила ноги на кровать, а потом и вся перебралась туда же. Я устроила голову на подушке, соседней с подушкой Тоби, и повернулась на бок, лицом к нему. Я закрыла глаза, чтобы не отвечать на его вопросы, а когда открыла, он уже спал. Подумать только, как дружба все еще сохраняется после стольких лет. Просто удивительно, какую боль можно перенести. Просто удивительно, что могут пережить вместе два человека и все же сохранить свою дружбу. Просто удивительно, сколько всего могут знать друг о друге два человека – и при этом продолжать друг друга любить. Я взглянула ему в лицо. Я не замечала признаков старения в нем так, как замечала их в себе. Для меня он был точно таким же, каким я его оставила много лет назад. Это я стала добычей тления. Я коснулась пальцами его закрытых век.

Вскоре после того, как рассвело, нас разбудил какой-то звук. Это плакал Солли. Тоби побежал к нему и увидел, что он опять намочил постель.

– Не переживай, мы просто поменяем белье.

Но Солли никак не мог успокоиться.

– Я сейчас вернусь. Только принесу полотенце.

Тоби прибежал обратно и начал трясти меня:

– Тебе пора уходить.

Я села в кровати и не сразу поняла, где я. Обулась и вышла на цыпочках. Было восемь утра. На улицах виднелись бегуны трусцой и отцы с колясками, дающие женам отдохнуть раз в неделю. Шли люди с бубликами и стаканами кофе в подставках. Лавочники открывали свои лавки. Казалось, что у всех всё хорошо: у прохожих вид был вполне довольный или полностью погруженный в себя. Один мужчина читал «Таймс», переходя улицу. Я покачала головой при виде такого немыслимого благодушия. Адам прислал мне эсэмэску в два часа ночи, и всё. Я не знала, что ответить. Я решила немного пройтись, несколько минут. Но эти несколько минут сильно растянулись, а потом оказалось, что прошло три часа.

Примерно в это время Тоби отправил мне эсэмэску с извинениями, но я ее не увидела, поскольку была с Рэйчел.

Сегодня он восторжествует. Если подойти к жизни Тоби с необычной меркой, не учитывающей ни существование Рэйчел, ни три недели ее отсутствия, ни историю их брака, ни то, что Солли разваливается на куски под маской фальшивой бодрости и мочится в постель по ночам, ни то, что Ханна мрачна и по утрам встает с каждым днем всё позже, ни то, что психологическая травма у детей переходит в психологическое увечье, очень даже может быть, что Тоби вполне справляется с жизнью. Его дети здоровы. Он финансово благополучен. Сегодня его повышают по службе. Он трахает красивую женщину. Он всем покажет.

Вот оно! Пришел его день! Теперь всё будет по-другому. Он вытащил белую рубашку и темно-синий галстук. Он уже бог знает как давно не надевал галстука. Он завязывал галстук, глядя на свое отражение в зеркале в ванной, и думал о Рэйчел.

– Человек может стремиться к росту, но при этом совершенно необязательно отдавать всю свою жизнь на съедение честолюбию, – сказал он зеркалу. – Если ты отличный профессионал, тебе не обязательно быть амбициозным. Успех сам тебя найдет. Видишь? Если ты мастер своего дела, твое мастерство в конце концов вознаграждается. Нужно просто серьезно и добросовестно относиться к своей работе, и тогда достигнешь успеха. Может быть, не с космической скоростью, но достигнешь. Не обязательно подставлять ножку коллегам. Не обязательно пожирать молодых конкурентов. Достаточно без шума, хорошо делать свое дело. Система все еще благоприятствует тем, кто хорошо делает свое дело.

В душу Тоби хлынули гордость и ощущение, что все его муки оправдались. Несколько минут он не хотел, чтобы хоть что-то в его жизни было по-другому. Он ничего не хотел бы изменить. Даже на волосок.

Он разбудил детей, но Ханна не захотела вылезать из постели.

– Пожалуйста, не заставляй меня туда возвращаться, – сказала она из-под одеяла.

– Сегодня мне нельзя опаздывать. У меня сегодня большой день.

– Почему? Потому что твоя пациентка умирает?

– Потому что, ну, я тебе еще не говорил… – Ханна одним глазом выглянула из-под одеяла. – Сегодня меня повысят до заведующего подразделением.

Он смотрел, как Ханна пытается сдержаться, но в конце концов ее лицо расплылось в улыбке:

– Ты будешь самым большим начальником?

– Нет, просто начальником.

За завтраком она сообщила Солли:

– Папу сегодня назначают начальником! Он будет самым большим начальником.

– Просто начальником. Не самым большим. И это хорошо, потому что самый большой начальник никогда не встречается с пациентами. А я по-прежнему смогу лечить пациентов.

Тоби казалось, что сегодня он стал выше ростом.

– У меня опять живот болит, – сказал Солли.

– Сегодня будет длинный день, – сказал Тоби Ханне. – Если ты не хочешь в лагерь, будешь сидеть у меня в комнате для совещаний и не жаловаться.

– Да-а-а! – закричали оба.

Придя в больницу, он посадил детей в комнату для совещаний, которую уже мысленно называл их комнатой, и пошел вместе с клиническими ординаторами делать обходы. Он обошел трех пациентов и при виде каждого думал: «Тебе повезло, что тебя лечу именно я! Компетентность! Опыт! Таков я, ваш Тоби. Ваш доктор, мать его так, Флейшман».

Он сидел за компьютером на посту медсестер и вносил пометки в медицинскую карту больного, когда у него зажужжал телефон. Вот оно. Он отправил своих клинических ординаторов на перерыв, а сам пошел к Бартаку.

– Ты навестил свою пациентку? – спросил Бартак и кивнул подбородком на стул, приглашая садиться.

– Дэвид Купер все еще надеется на чудо.

– Ее мозг мертв. Чуда уже не случилось.