Краткая история Франции - Джон Джулиус Норвич

Тем временем, несмотря на большие потери, Хуарес становился все сильнее. В начале 1866 г. будущее императорской семьи уже было предопределено. Максимилиан, казалось, не осознавал серьезности своего положения и продолжал радостно путешествовать по стране, пируя с местным крестьянством, а государственные обязанности оставляя на Шарлотту. Она председательствовала на заседаниях правительства, пока наконец не стало очевидно, что без помощи извне она и ее муж обречены. Таким образом, осенью того года она одна поехала в Европу, чтобы просить о поддержке всех, кто захочет слушать. Первым пунктом назначения у нее был Париж; в конце концов, именно Наполеон III нес ответственность за злополучную затею. Поначалу нечистая совесть не позволяла французскому императору принять Шарлотту, но Эжени настояла. Встреча была короткой, поскольку хозяева быстро поняли, что в результате перенесенного огромного напряжения молодая мексиканская императрица потеряла разум. Когда появился лакей с подносом лимонада, она выбила поднос из его рук, заявив, что напиток отравлен. Ее тихо удалили с глаз императорской четы и доставили обратно в личные апартаменты.

То же самое произошло, когда она обратилась к понтифику. По одному из рассказов, Шарлотта ворвалась к Пию IX, когда он завтракал, и схватила его чашку шоколада со словами: «По крайней мере, это не отравлено!» На сей раз ее удалось удалить из здания, только предложив посетить сиротский приют Ватикана. Она сразу согласилась, а войдя в кухню, уже очень голодная, сунула руку в котел с горячим супом и сильно обварилась. От боли Шарлотта упала в обморок, и, пока она не пришла в себя, ее положили на носилки и вернули в Гранд-отель. Там она провела несколько дней: в своей комнате привязала несколько кур к стульям и ела только яйца, апельсины и орехи, которые, как она могла видеть, никто не трогал. Потом из Бельгии вызвали ее брата, и он забрал ее домой. Шарлотта больше никогда не видела своего мужа. Она прожила в Бельгии, безнадежно психически больная, еще шестьдесят лет и умерла в январе 1927 г.

Что касается Максимилиана, то 16 мая 1867 г. его захватили солдаты Хуареса, отдали под трибунал и приговорили к смертной казни. Многие европейские коронованные особы и другие известные фигуры, включая Джузеппе Гарибальди и Виктора Гюго, просили проявить милосердие, но безуспешно. Хуарес не забыл «черный декрет», и 19 июня второй, и последний, император Мексики мужественно встретил смерть. Ему было тридцать четыре года.

Есть любопытный, пусть и в некоторой степени гипотетический, эпилог к этой трагической истории. Генерал Максим Вейган, который отличился и в Первой, и во Второй мировых войнах, прежде чем неблагоразумно разделил судьбу правительства Виши, заявлял, что никогда ничего не знал о своем происхождении. Он учился во французской военной академии Сен-Сир, где его финансировал королевский двор Бельгии; и существует высокая вероятность, поскольку он родился в Брюсселе 21 июня 1867 г., что Максим был сыном императрицы Шарлотты, но не от Максимилиана, а от полковника Альфреда ван дер Смиссена, который командовал небольшим бельгийским контингентом в Мексике. Сравнение фотографических портретов этих двух людей, безусловно, позволяет судить о поразительном сходстве. Если эта теория правдива, то она во многом объясняет ухудшение психического здоровья императрицы Шарлотты: внебрачная беременность была в тот момент особенно нежелательной[183] и могла чрезвычайно усугубить ее состояние.

Некоторое время Наполеона III серьезно беспокоила деятельность Отто фон Бисмарка, канцлера Пруссии. Бисмарк посетил французского императора в октябре 1865 г. в Биаррице и во время долгих прогулок по Атлантическому побережью обрисовал ему свои мысли. Он найдет какой-нибудь предлог, чтобы объявить войну Австрии (последней крупной преграде на пути к объединению Германии), и, разгромив ее, создаст союз под предводительством, естественно, Пруссии[184]. Бисмарк не сомневался в своей победе; но по территории Австрия в два раза превышала Пруссию, и ему требовалась уверенность в том, что Франция не встанет на австрийскую сторону.

Удивительно, но французский император дал слово. Почему он так поступил, мы не поймем никогда. Казалось, Наполеон III забыл о своих опасениях по поводу появления большой и потенциально опасной новой державы на восточной границе Франции. Ему не пришло в голову даже потребовать существенной quid pro quo[185] – Бисмарк наверняка согласился бы на многое. Правда, если дело пойдет согласно плану, то побежденная Австрия будет вынуждена сдать Венецию и Венето, предпоследний недостающий кусочек в итальянском пазле. Это принесло бы Наполеону солидное личное удовлетворение, но Франция все равно ничего не выигрывала.

У Бисмарка, во всяком случае теперь, были развязаны руки, и его стратегия себя оправдала. В июне 1866 г. прусские войска захватили Саксонию, таким образом армия Пруссии оказалась на границе Австрийской империи. Недавно образованное Королевство Италия, по понятным причинам, вступило в войну, а уже шесть недель спустя дело было выиграно. Пруссии хватило единственного сражения. Его дали при Садове (немцы и австрийцы называют эту деревеньку Кёниггрец) примерно в 65 милях [ок. 105 км] от Праги. Битва стала самой крупной в истории по численности войск на европейских полях сражений: в ней участвовала треть миллиона человек. (В ней также впервые в значительных масштабах использовались железные дороги и телеграф.) Пруссия одержала безоговорочную победу, соответственно последовавший мирный договор предусматривал передачу Италии Венеции и Венето. Австрию решительно исключили из Германии, ей предоставили самой заботиться о себе; семнадцать германских государств объединились в Северогерманский союз. Союз сделал своим президентом прусского короля Вильгельма I, а канцлером – Бисмарка.

Но почему же (нужно вернуться к этому вопросу) Наполеон III так необъяснимо слабо повел себя в переговорах с прусским канцлером? Выдвигалось предположение, что причина крылась в состоянии его здоровья, по крайней мере частично. Хотя ему было всего пятьдесят семь лет, он явно уступал себе прежнему. Кроме того, не так давно он регулярно страдал от мучительных почечных колик. Однако за несколько недель до встречи с Бисмарком камень из почки удалили, болей больше не было, и император мог совершать с гостем долгие пешие прогулки. Более чем вероятно, что его попросту обхитрили. Бисмарк, естественно, остался не в восторге от умственных способностей Наполеона. Император, как заявил он по возвращении в Берлин, «сфинкс без загадки», а Эжени – «единственный мужчина в его правительстве».