Краткая история Франции - Джон Джулиус Норвич

Осман, чья семья приехала из Эльзаса, родился и вырос в Париже, поэтому знал город как свои пять пальцев. Поначалу он собирался стать музыкантом, но, осознав, что попросту недостаточно хорош для концертных подмостков, пошел работать в местную администрацию. На пост префекта его выбрал министр внутренних дел императора Виктор де Персиньи, который позже вспоминал:

Удивительно, но меня в нем привлекли не его таланты и великолепная образованность, а дефекты характера. Передо мной стоял один из самых выдающихся людей нашего времени: большой, сильный, решительный, энергичный и в то же время неискренний и изворотливый. Мне показалось, что он именно тот человек, который мне нужен, чтобы сражаться с идеями и предубеждениями целой школы экономистов, с такими же лживыми людьми с фондовой биржи. Где джентльмен с прямым и благородным характером неизбежно потерпит неудачу, этот атлет, полный дерзости и умений, способный противопоставить капканам противников еще более умные ловушки, непременно победит.

Практически в течение всего правления императора и еще десять лет после него Париж был одной огромной строительной площадкой. Были снесены сотни старых строений и проложены 80 километров новых широких улиц, соединяющих ключевые точки города. Осман и император вместе преобразили столицу. Им мы обязаны появлением улицы Риволи, идущей от площади Согласия до улицы Сент-Антуан; бульвара Сен-Жермен, авеню Опера, авеню Фош, Севастопольского бульвара и, конечно, бульвара Османа. Среди новых зданий было большинство основных железнодорожных вокзалов, Опера Гарнье (в то время самое большое здание оперного театра в мире) и центральный продовольственный рынок Ле-Аль. Тогда же появились и первые два из парижских огромных универмагов – «Бон Марше» в 1852 г., «Прентам» в 1865-м. А еще новые парки, сады, площади и полная реконструкция системы канализации. Наполеон не полностью последовал примеру императора Августа, который гордился, что получил свою столицу в камне, а оставил в мраморе, но, без всякого сомнения, он сделал для Парижа больше, чем любой другой монарх до и после него.

Разразившаяся в октябре 1853 г. Крымская война была абсурдным делом, которого не должно было бы произойти. Она началась с конфликта между православными и католиками по поводу их постоянно вызывавшего споры коллективного пользования церковью Гроба Господня в Иерусалиме. Русский император предсказуемо поддержал православную церковь. Наполеон, несмотря на все его мирные заявления, чувствовал, что ему необходима какая-то война, чтобы укрепить свою власть и репутацию, и столь же твердо занял позицию католиков. Оттоманский султан сначала пребывал в нерешительности, а затем встал на сторону французов; но в течение шести недель русские наголову разбили его военный флот, и позиция Турции перестала играть значимую роль. Никто не хотел присутствия русских в Восточном Средиземноморье, поэтому британцы, хоть и были протестантами, присоединились к французам. В марте 1854 г. они объявили России войну.

Тем временем император ясно дал понять лорду Коули, что был бы очень признателен за приглашение посетить Англию с государственным визитом. Британское правительство было не против, главным препятствием было отношение самой королевы Виктории. Уже осенью 1853 г. министры императора поставили этот вопрос перед Коули, он передал его на рассмотрение своему министру иностранных дел лорду Кларендону. Ответ королевы не заставил себя ждать:

Королева спешит ответить на письмо лорда Кларендона и желает, чтобы он проинформировал лорда Коули, что никогда не было и малейшей идеи о приглашении императора французов. Лорду Коули следует позаботиться о ясном понимании того, что такого намерения не было и не будет, и никаких сомнений по этому поводу быть не должно.

Однако со временем отношения Франции и Англии улучшились. Ситуация в Крыму явно зашла в тупик, и в сентябре 1854 г. Наполеон пригласил принца-консорта посетить его в военном лагере в Булони, а Альберт принял приглашение. Император показался ему гораздо более мягким и умным, чем он предполагал, и особенно ему понравился его прекрасный немецкий язык. После отъезда гостя Наполеон отзывался о принце с довольно преувеличенной восторженностью, «говоря, – докладывал Кларендон королеве, – что за всю свою жизнь он не встречал человека таких разнообразных и глубоких познаний… Его Величество добавил, что никогда прежде не узнавал так много за столь короткое время». Такая лесть достигла сердца Виктории. Она сразу смягчилась в отношении императора, тем более услышав, что сам Альберт заговорил о государственном визите. Она, однако, еще не была готова проявлять любезность; император, сказала она, может приехать, если хочет, в середине ноября. Виктория явно ожидала, что он ухватится за этот шанс, но, когда тот попросил об отсрочке, она отреагировала болезненно: «Ответ императора Наполеона лорду Коули относительно визита в Англию… почти отказ и не способствует улучшению нашей позиции. Королева хотела бы, чтобы не выказывалось желания получить этот визит… Его прием здесь должен быть благодеянием для него, а не для нас».

Война по-прежнему шла не слишком успешно, и в апреле следующего года Наполеон III объявил, что намерен принять на себя командование армией. Королева пришла в ужас. Мысль о том, что племянник Наполеона I поведет свои войска в бой рядом с ее солдатами[181] всего через сорок лет после Ватерлоо, потрясла ее до глубины души. А что, если он преуспеет в совершении grand geste, приведет французские войска к блестящей победе и украдет британскую часть победы? Ясно, что личное участие Луи Наполеона нужно предотвратить любой ценой, и Кларендон поспешил во Францию, чтобы попытаться отговорить императора от такого плана. Он обнаружил, что пыл Наполеона уже несколько ослабел, и подумал, что будет несложно убедить его изменить решение: государственного визита, по мнению Кларендона, вполне хватит. И они договорились о датах – с 16 по 21 апреля 1855 г.

Визит состоялся и оказался более успешным, чем кто-либо мог надеяться, несмотря на то, что багаж императрицы застрял где-то между Дувром и Виндзором, и в первый решающий вечер ей пришлось импровизировать. Однако, возможно, все было к лучшему: английскую королеву очаровала ее простота и отсутствие всякой демонстративности. Она поняла, что Эжени вовсе не та роковая женщина, о которой писал лорд Коули в своих первых отчетах. Напротив, она заслуженно имеет безупречную репутацию, и Виктория обрадовалась, когда узнала, что императрица восхищена высокими моральными устоями английского двора. Что касается императора, то сначала королеву поразил его внешний вид. «Он был очень маленького роста, – отметила она, – но голова и грудь должны были бы принадлежать гораздо более высокому человеку». Но вскоре она об этом забыла. Наполеон III славился обаянием, и всю силу своего обаяния он обратил на хозяйку – через несколько минут она была очарована. Королева сразу решила, что его нужно наградить орденом Подвязки. «Enfin je suis gentilhomme» («Наконец я джентльмен»), – пошутил он после церемонии. Королева восхитилась. На пятый, последний, день визита она обобщила свои впечатления: