Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт

же следует усматривать причину легкой победы, одержанной в течение XVI в. итальянскими декоративными формами всякого рода над северными, хотя были здесь и другие, более важные причины общего характера.

* * *

Высокое развитие общественной жизни, возникающей здесь как произведение искусства, как высшее и сознательное творение жизни народа, имеет свою важнейшую предпосылку и основание в языке.

Во времена высшего расцвета средневековья западноевропейская знать пыталась утвердить как в повседневном общении, так и в поэзии «учтивый» язык. В Италии, где диалекты разошлись друг от друга весьма далеко уже очень рано, в XIII в. также существовал так называемый «curiale», язык, общий как для дворов, так и для придворных поэтов. Решающий вес имело здесь то обстоятельство, что язык этот вполне сознательно старались сделать языком всех образованных людей, а также языком письменности. Такая цель открыто провозглашается во введении к составленной еще до 1300 г. «Сотне старинных новелл». И действительно, язык явно рассматривается здесь в качестве освободившегося из-под власти поэзии: выше всего ставится просто отчетливое и исполненное духовности изящное выражение в форме кратких высказываний, изречений и ответов. Все это окружается здесь таким благоговением, какое можно встретить только у греков и арабов: «Как много людей за целую прожитую ими жизнь не оказались ни разу не способны на bel parlare{429}!»

Однако дело, о котором здесь шла речь, было тем более нелегким, чем усерднее, причем с разных сторон, начинали к нему подходить. В гущу этой борьбы нас вводит Данте; его сочинение «Об итальянском языке»[748] является первой аргументированной работой по современному языку. Последовательность ее мыслей и ее результаты относятся к истории языкознания, где за нею на вечные времена закреплено выдающееся место. Нам же необходимо констатировать лишь то, что, должно быть, еще задолго до написания этого сочинения язык стал здесь важным вопросом повседневной жизни, что все диалекты обследовались с позиций партийных пристрастий и предпочтений и что рождение всеобщего идеального языка проходило в тяжких муках.

Разумеется, наиболее выдающееся достижение Данте в этом смысле — это его великая поэма. Тосканский диалект стал по сути основой нового идеального языка[749]. И если это утверждение заходит чересчур далеко, то все же автор, будучи иностранцем, может просить читателей о снисхождении, ибо, по сути, он следует в этом в высшей степени спорном вопросе господствующей точке зрения.

Страсти, кипевшие вокруг этого языка, борьба за его чистоту принесли не меньше вреда, нежели пользы, поскольку могли лишить безыскусственности выражения многих в общем-то одаренных авторов. Прочие же, владевшие языком безупречно, со своей стороны терялись в бушующем великолепии его поступи и благозвучности, воспринимая их как вполне независимые от содержания преимущества. Действительно, даже незатейливая мелодия, если она будет исполнена на подобном инструменте, прозвучит великолепно. Но как бы то ни было, в смысле общественном язык этот обладал высочайшей ценностью. Он был дополнением к манерам благородного стиля, принуждая образованных людей — как в повседневном их существовании, так и в самые необычайные моменты — сохранять внешнее достоинство. Правда, грязь и злобность также с достаточным усердием укутывались этим классическим покровом, как некогда использовали они чистейшей воды аттицизм, однако все самое изысканное и благородное также находило здесь свое адекватное выражение. Но особенно выдающуюся роль язык играл в отношении национальном, — в качестве родины для всех образованных людей всех государств этой рано расколотой на части страны[750]. К тому же родина эта принадлежала не одной знати или иному сословию, так что даже у самого бедного и совершенно ничем не примечательного человека было время и возможность для того, чтобы ее приобрести, стоило ему только пожелать. Еще и теперь (может быть, даже чаще, чем в прежние времена) чужестранцу, оказавшемуся в таких областях Италии, где вообще-то господствует маловразумительный диалект, приходится поражаться, обнаруживая, что самые заурядные люди и крестьяне владеют здесь чрезвычайно чистым и чисто выговариваемым итальянским языком. И совершенно напрасно будет этот иностранец рыться в своей памяти, пытаясь там отыскать что-либо подобное в отношении Франции или даже Германии, где даже образованные люди придерживаются местного выговора. Разумеется, умение читать распространено в Италии гораздо шире, чем можно было ожидать судя по состоянию прочих дел, например, в той же Папской области, однако много ли было бы от этого толку, когда бы не широко распространенное и неоспоримое уважение к чистоте языка и выговора как некоему возвышенному и драгоценному достоянию? Одна местность за другой предприняла официальные шаги, приспосабливаясь к этому языку, были среди них и Венеция, Милан и Неаполь, пошедшие на это еще во времена расцвета литературы, отчасти — именно по его причине. Лишь в нашем столетии Пьемонт стал в полном смысле итальянским государством, что произошло в результате его свободного волеизъявления, когда он присоединился к этому важнейшему национальному достоянию, чистому языку[751]. Уже с начала XVI столетия определенные жанры были совершенно свободно и намеренно отданы на откуп литературе на диалекте, причем не одни лишь комические, но и серьезные[752]. Развившийся здесь стиль был способен на решение любых задач. У прочих народов сознательное разделение такого рода имеет место гораздо позже.

«Придворный»[753] с чрезвычайной полнотой отражает строй мыслей образованных людей по отношению к ценности языка как среды для возвышенного общения. Уже тогда, в начале XVI в., были люди, намеренно державшиеся устаревших оборотов из Данте и других тосканцев — его современников, просто из-за их архаичности. Однако наш автор безусловно запрещает их использование в устной речи, а также желает, чтобы они не употреблялись и в речи письменной, поскольку последняя в конце концов является всего только одной из форм беседы. Вслед за этим делается уступка: самой прекрасной будет такая речь, которая в наибольшей степени приближается к наипрекраснейшим сочинениям. Очень ясно здесь прослеживается мысль, что люди, имеющие сказать нечто значительное, сами изобретают собственный язык, подвижный и изменчивый, потому что является чем-то живым. Можно пользоваться любыми, самыми изысканными выражениями, если только ими все еще. пользуется народ, в том числе и народ из нетосканских областей, а также в некоторых случаях — и французскими либо испанскими оборотами, если только их употребление уже укоренилось в отношении определенных предметов[754]. Так, с душой и заботливостью был создан язык, не чистый старотосканский, но уже итальянский, богатый и обильный, как изысканный сад, полный цветов и плодов. Весьма существенную роль в общей виртуозности придворного, cortigiano, играет то обстоятельство, что лишь в этом достигшем полного совершенства одеянии проявляется его тонкая мораль, его дух и