Приют одинокого слона, или Чешские каникулы - Татьяна Рябинина

Уловив это движение, Генка улыбнулся еще шире, напружинился и вдруг бросился к нему.

«Что-то здесь не так!» - успело промелькнуть среди полного затмения, но рука уже подхватила Одинокого Слона под брюхо, под узорчатую попону.

А потом все исчезло. На какой-то краткий миг. Когда мир вышел из тени, Генка лежал на полу у кровати, лицом вниз, а из небольшой ранки на виске толчками била кровь. Лида, вытаращив глаза, закрывала рот рукой, чтобы не закричать, и только мотала головой, как испуганная лошадь.

Чувствуя, как растет в животе кусок зеленого льда, Миша наклонился к Генке. В этот момент пламя свечи качнулось, и по Генкиному лицу пробежала тень - словно он решил еще раз, напоследок, подарить им свою дьявольскую усмешку. Машинально, едва ли сознавая, что делает, Миша коснулся раны и вытер пальцы об угол тумбочки.

По-прежнему глядя на него расширенными от ужаса глазами, Лида насторожилась и прислушалась. По лестнице кто-то поднимался.

Миша метнулся к окну, Лида к двери.

- Опаньки! А ты что тут делаешь? Опять жуешь «Орбит» без сахара?[37]- поинтересовался пьяный женский голос.

Миша осторожно заглянул в комнату. На пороге стояла Лора.

- Какой еще «Орбит»? - не поняла намека Лида.

- Да так, проехали, - Лора нетерпеливо пыталась отодвинуть ее. - А где Савченко?

- Нету, - почти равнодушно пожала плечами Лида. - Я зашла, а его нет. Ушел куда-то. Может, на горшке сидит?

- Ну и фиг с ним!

Лора повернулась и вышла. За нею ушла Лида.

Тут Миша сообразил, что по-прежнему сжимает под мышкой слона. Надо же, и как только умудрился вылезти вместе с ним, да еще на лестнице стоял, за ставень одной рукой держался и не свалился.

Он спустился - медленно, с трудом переставляя закоченевшие ноги, словно высота была не четыре метра, а все пятьдесят. Хотел еще лестницу убрать на место, но руки не слушались - она вырвалась и с грохотом упала.

Положив лестницу обратно за крыльцо, Миша вернулся за слоном. «Его надо спрятать!» - настойчиво долбил в темечко невидимый дятел, пробиваясь сквозь ровный гул автопилота, который вел Мишу и мягко гасил все мысли.

Куда спрятать? Зачем спрятать? Не все ли равно?

Он постоял немного у крыльца, нисколько не заботясь, что кто-то может выйти и увидеть его со слоном в руках, зашвырнул его за угол, в снег, и поднялся на крыльцо.

Открывая дверь, Миша вдруг понял, что он совершенно спокоен и сможет играть. Наверно, сможет...

Он не смотрел в Лидину сторону, но тот бок, которым он повернулся к ней, был словно обожжен. Миша так и не подошел к ней - ни после того, как нашли Генку, ни потом, когда все разошлись. Просто не мог себя заставить. Разговаривал с Вадимом, сидел в темноте на кухне, курил. Утром Лида спустилась и подсела к нему.

- Миш, я никому ничего не скажу, - прошептала она.

Миша каменно молчал.

- Миш, я не хотела. Он меня заставил, - Лида попыталась его обнять.

Он дернулся, как от удара тока:

- Перестань! Я все слышал.

- И ты ему поверил?

- Он говорил это не мне, а тебе. Тебе-то ему зачем врать?

- Миш... - Лидино лицо некрасиво сморщилось, из глаз потекли какие-то ненатуральные, клоунские слезы. - Миш, он меня шантажировал. Говорил, что знает о тебе что-то такое, такое...

- Что? - усмехнулся Миша. - Да мой самый страшный грех за всю жизнь - это когда я в первом классе девчонкам под парту зеркальце подкладывал, чтобы посмотреть, какого цвета у них трусы.

- Но я-то откуда знала? Он сказал, что если я не... ну, не это... То он испортит тебе всю жизнь. И мне тоже.

- Интересно, за кого ты испугалась - за меня или за себя?

- За тебя! - выкрикнула Лида и заморгала невероятно честными, моментально высохшими глазами.

Мише стало противно, и он невольно вскочил, да так резко, что Лида закричала и отшатнулась, налетев на стул.

Он даже не помнил, что наплел Вадиму, который, как ему показалось, обо всем догадался. Ну, не обо всем, конечно, но, по крайней мере, о том, что между Генкой и Лидой кое-что было. И не он один. Лора тоже.

А потом ему стало все равно. Он по-прежнему не думал о том, что стал убийцей. Словно таракана задавил. Так ему и надо. Попробуйте докажите, что это был он. Он, между прочим, был на улице. Пытался починить электричество. Лида?.. Она поклялась молчать. Ну разумеется!

Ему было противно, похабная картинка по-прежнему стояла перед глазами, обрастая вымышленными подробностями, которые он в темноте не мог разглядеть. Но пришла какая-то брезгливая жалость. И мысль, которая позволяла оставить все как есть, ничего больше не предпринимать: «А может, она действительно испугалась за меня. Что еще ей оставалось делать? Бедная, глупая...»

А потом был Генкин дневник...

Видимо, самолет немного изменил направление полета, потому что яркий свет бил прямо в глаза.

Это от солнца, сказал себе Миша, вытирая слезы. Только от солнца.

И правда, чего плакать? Генка? Он получил, что хотел. Сволочным образом получил. Чего о нем плакать. Лидка? Она тоже получила то, что хотела. Теперь у нее есть деньги, которые вряд ли пойдут ей на пользу. Черт с ней. Да, больно. Очень больно. Но о чем плакать? Скажи спасибо, что избавился. Пусть забирает все, что хочет, и катится. У него ведь тоже есть, то есть будут Генкины сто пятьдесят тысяч. Это наследство, оно при разводе пополам не делится.

Все еще будет хорошо. Жизнь не кончена. Он еще сможет начать все сначала.

Но почему же так больно? По-настоящему больно. И трудно дышать. И немеют пальцы.

Наконец-то солнце зашло за тучу и перестало слепить глаза.

Но разве на такой высоте бывают тучи?..