Ложь во благо, или О чем все молчат - Диана Чемберлен

– Все-все?

Он кивнул:

– Да. Я понял, что за вас стоит побороться.

После ухода Гэвина я улеглась на койку, опять дав волю своему горячечному воображению. Айви и Генри Аллен Гардинер. Боже!.. Я мысленно нарисовала на потолке камеры их лица и не удержалась от улыбки.

«Беги, Айви! – подумала я. – Не останавливайся!»

Я вспомнила ее мечту – жить в Калифорнии с отцом ребенка. Они разглядывали картинки в книжках. Помнится, я представляла, как они станут жить там, как будут гулять, держась за руки, по пляжу, вдоль которого растут высокие пальмы. Теперь я понимала, что им придется горевать по ребенку, которого у них отняли. Но ничего, они заведут еще детей, а потом у них появятся внуки и правнуки…

Я улыбалась, глядя в потолок, и не утирала бегущих из глаз слез.

Эту мечту я буду лелеять всю свою жизнь.

Последний раз я ощущала такой душевный подъем три года назад, когда затевала сюрприз по случаю маминого семидесятилетия. Возвращаясь в отель после посещения ее старого дома в Хейс-Бартон, я вспоминала тот образцово проведенный праздник. Сейчас все было иначе. Еще два дня назад я не была уверена, что мой план на сегодняшнее утро вообще сработает, но теперь у меня крепла надежда на его успех.

Я оставила машину на стоянке перед отелем, потому что знала, что не задержусь. К 9.30 мы должны были прибыть в «Идди Билдинг» на слушания. Я забежала в свой номер, наскоро причесалась, потом постучалась в дверь родительского номера.

Судя по насупленным бровям матери, открывшей дверь, утро выдалось беспокойным не для меня одной.

– Нашла? – спросила она вместо приветствия.

– А как же! – Я вошла в номер. – Позволь тобой полюбоваться! Давненько я не видела тебя в таком внушительном облачении. – Обычно мать отдавала предпочтение штанам для йоги и футболкам. Я давно усвоила, что дарить ей наряды и украшения – бессмысленное занятие. Ее гораздо больше порадовала бы хорошая книга, новый смартфон, ужин на пару с отцом в каком-нибудь этническом ресторане у них в Вашингтоне.

– Ты права, я не одевалась так уже много лет. Как я выгляжу? – Она завертелась, демонстрируя брючный костюм безупречного покроя. Она всю жизнь завязывала свои светлые волосы в хвост, отчего чужим людям было еще труднее угадать ее возраст.

– Потрясающе! – ответила я, нисколько не покривив душой. Моя собственная фигура не отличалась таким изяществом, и я жалела, что во мне нет ее генов. – Ты же ешь все подряд, как ты умудряешься сохранять такую стройность?

– Лучше расскажи мне про дом! – нетерпеливо попросила она. – Ты смогла заглянуть в стенной шкаф?

Из ванной вышел, затягивая узел галстука, мой отец. В свои восемьдесят три года он слегка прихрамывал – результат не вполне удачной замены коленной чашечки, до полусмерти напугавшей мать и меня, но в остальном он был почти таким же подтянутым, как моя мать, и я не переставала им восхищаться. Слишком многие мои знакомые уже лишились родителей или занимались безрадостным делом – их переселением в дома престарелых. Мать с отцом утверждали, что они везунчики, но я знала, что главное не это, а их брак. Передо мной был результат их успешной заботы друг о друге.

– Я сделала фотографию, – сказала я, вынимая из сумки телефон.

Мама со вздохом присела на край двуспальной кровати.

– Не уверена, что хочу это видеть. Лучше ты, Гэвин.

Папа взял у меня телефон.

– Впечатляет! – сказал он. – Удивительно, что надпись так никто и не закрасил.

– Каждый владелец просил следующего не делать этого, – объяснила я.

– Давай-ка распечатаем снимок, хорошо, Джейн? – Он передал телефон матери, и она вгляделась в экран, кусая себе нижнюю губу.

– Это же надо… – пробормотала она. – Это же надо… – Она смотрела на фото, качая головой. Что за воспоминания ее при этом посещали? – Бедная девушка! – сказал она. – Как сложилась ее судьба? – Она вернула мне телефон. – Интересно, она знает о сегодняшних слушаниях?

Папа сел с ней рядом и обнял ее за плечи.

– Может быть, пришло время снова попробовать ее разыскать? В наши дни находить людей стало куда легче!

– Я набираю ее имя в Гугле не реже раза в месяц, – призналась мама. – Айви Харт или Айви Гардинер – на случай, если она вышла замуж за мальчишку, с которым сбежала. Хотя не думаю, что она пользуется Интернетом, даже если жива. Не могу себе такого представить.

– Скорее это она не может представить тебя пользователем Интернета, – возразила я со смехом. Мать всегда старалась быть лучше всех. Она не один десяток лет работала независимой журналисткой, писала обо всем на свете, в том числе про евгеническую программу – задолго до того, как она оказалась под прицелом общественного внимания. Эта программа не привлекала ничьего внимания, пока в «Уинстон-Салем джорнал» не появилась в 2002 г. серия статей о ней. После этого общество как с цепи сорвалось; кульминацией должны были стать сегодняшние слушания: на них намеревались поведать свои истории жертвы программы.

Я поправила воротничок на маминой блузке.

– Поехали! – сказала я.

– По пути попросим портье распечатать фотографию из твоего телефона, – предложил отец.

Я посмотрела на часы.

– Если только очень быстро!

– Почему ты настаиваешь, чтобы мы выехали так рано? – спросила мать. – Это как-то не в твоих правилах…

Она, конечно, попала в точку. Я вечно всюду опаздывала. Студенты в Джорджтаунском университете, которым я читала политологию, всегда надеялись, что я проспала лекцию и они смогут разбежаться. Но я влетала в аудиторию с двадцатиминутным опозданием под их дружный стон.

– На слушания соберутся журналисты, – ответила я. – Как бы нам не остаться без мест.

– Мы зарезервировали себе места, – напомнил мне отец. – Ведь мама числится в списке свидетелей, которые будут давать показания.

– Знаю, знаю! Но мне еще надо попить кофе, иначе я не продержусь!

Они обменялись фирменными взглядами «что это с Бренной?», но послушно встали. Мы спустились в лифте на первый этаж. Портье не только молниеносно напечатал нам фотографию, но и положил ее в конверт, чтобы не помялась. Мы поспешили к моей машине.

– Садитесь сзади, – скомандовала я родителям. По пути из Вашингтона отец сидел впереди, чтобы не поджимать ноги, но этим утром мне нужно было усадить его вместе с матерью: ей пригодится моральная поддержка.

Родители послушно залезли на заднее сиденье, я завела машину и вырулила со стоянки, думая о том, что этим утром я не просто водитель, я – церемониймейстер.

В очереди в «Старбаксе» я взяла Гэвина под руку. Не знала, что Бренна – фанатка «Старбакса»; вчера по пути в Рейли она предупредила, что утром должна будет выпить кофе, и я набралась терпения. Гэвин, наверное, предпочел бы яичницу с беконом, но это были мелочи. Бренна обычно была воплощением хладнокровия, и я удивилась, что мое намерение выступить на этих слушаниях так ее потрясло. Я привыкла выступать перед людьми и до сих пор не отказывалась, когда обо мне вспоминал какой-нибудь женский клуб или «Ротари». Дайте мне какую угодно тему – и я найду, что сказать. Правда, мне не очень улыбалось возвращаться в свое прошлое, поэтому, проснувшись утром, я решила не ехать с Бренной в свой старый дом в Хейс-Бартон. Дело было даже не в стенном шкафу, хотя и в нем, конечно, тоже. Не хотелось вспоминать о том, что я попыталась забыть. Мой брак с Робертом с самого начала был ошибкой. Я была создана для другого. Тяжелым испытанием было уже само возвращение в Рейли после сорока лет счастливой – я бы даже сказала, радостной – жизни в Вашингтоне. Поэтому мое волнение было вполне объяснимым. Возможно, Бренна чувствовала, что мне не по себе.