Озеро скорби - Эрин Харт

— Вы знаете, почему-то я верю, что вы хотите. Но как объяснить что-то, что не основано на рассудке? Посмотрите туда… — Он опять наклонил ее подбородок вниз и жестом обвел озеро и болото, что простиралось перед ними. — Вы точно так же могли бы спросить о причинах у земли, воды и ветра.

Меня убивает, когда люди говорят об артефакте только в аспекте его денежной стоимости. Словно таким образом его значение можно измерить, принизить, опошлить. Я работал в музеях, и теперь они меня неописуемо угнетают — содержимое священных кладов превратилось из могущественных талисманов в простые безделушки и диковинки, и все эти толпы скучающих школьников и глазеющих туристов маршируют мимо и марают священные предметы недостойными, пресытившимися глазами. — Он свободной рукой приподнял ожерелье. — Разве можно кого-то винить за желание уберечь это от них? Даже не считая изящной красоты, предмет, подобный этому, является окном, через которое мы можем обрести доступ к сознанию, охватившему самые изумительные и замысловатые концепции. Человек, что создал его, работал в удивительном материале, который никогда не разлагается, никогда не разрушается. Он придавал ему форму, истинно веря, что его вдохновенное творчество дарует сверхчеловеческую силу человеку, который будет носить его. Кто мы такие, чтобы оскорблять его верования? Мы все еще носим их в себе. Что такое христианство, как не замаскированное под современную религию кровавое жертвоприношение? Мы потеряли нашу веру в мир вокруг нас, в наше более глубокое истинное «я» — в священную связь между кровью и смертью, в места на земле, которые могут провести нас глубже внутрь себя. Разрушение этого болота — подходящий пример. Я испытываю отвращение к этому высокомерному отношению, которое мы сейчас питаем к древним людям, оно вызывает у меня ярость. Вы, вероятно, не можете этого понять, не так ли?

— До определенного момента. Но разве может любой предмет — даже что-то столь исключительное, изысканное и могущественное — действительно стоить жизни трех человек?

— В каком маленьком круге вы живете, доктор Гейвин, в вашей крошечной моральной вселенной. Вообще-то четырех человек, или скоро так будет, — вы себя забыли. Да, нечто вроде этого ожерелья стоит и четырех жизней, и четырех сотен жизней, и куда больше. Неважно, какие бы меры ни принимались для сокращения населения, невозможно отрицать, что человеческие существа все еще остаются постоянным, практически бесконечным ресурсом. Вы думаете, что я бессердечный, бесчувственный. Может, это и правда, но я не уникален. Правительства и корпорации в плановом порядке обращаются с людьми как со скотом — потому что люди позволяют так обращаться с собой, вести себя на бойню, словно они тупые животные. Но я испытываю крайнее уважение к святости человеческой жизни и смерти. Те, кто никогда не проливал кровь своими руками, не должны пытаться судить меня за то, что я сделал. И вы будете удивлены тому, сколько людей действительно желают умереть, хоть иногда они и сами этого не знают. Люди вроде Урсулы, которые с трудом сдерживают свое любопытство по поводу смерти, которые наслаждаются, подходя к порогу, хотя слишком напуганы, чтобы сделать последний роковой прыжок.

Десмонд подходил все ближе, и Нора не смела пытаться ускользнуть. Она тщетно пыталась увидеть, убежала ли Брона. Девушки не было видно. Куилл повел рукой, и Нора почувствовала у своей щеки холодную плоскость лезвия кинжала.

— Рассказать вам, что меня больше всего удивило в убийстве? — спросил Куилл. — Какой захватывающей дух красотой обладает само действие. Я не ожидал, что у крови такой удивительный алый оттенок. Вы когда-либо присутствовали при смерти, доктор Гейвин? Даже у тех. кто не отличался… уступчивостью, появляется неопровержимая признательность, это видно в их глазах как раз перед тем, как из них уходит свет. Вы знаете, как называется это место, этот клочок земли?

Голос у него был низкий, почти гипнотический.

— Иллонафулла, — сказала она.

— Очень хорошо. Кто-то давал вам уроки, не правда ли? Тогда вы должны также знать, что это означает.

— Остров крови.

— И откуда, вы полагаете, оно получило это название? Остров крови в озере скорби. Мы перестали считать пролитие крови необходимой частью существования. Я не понимаю, почему. Мы так стараемся отрицать глубокую радость, которую можно найти в смерти — я бы сказал, предельную радость. Уверен, при вашем роде занятий, доктор Гейвин, какая-то часть вас тоже весьма остро это ощущала. Какая разница, выбираете ли вы сами время и способ, или кто-то это выбирает за вас? Смерть в качестве жертвоприношения — это священная привилегия. А теперь на колени.

Нора посмотрела на тяжелый кинжал всего в нескольких дюймах от своего лица. Она не собиралась опускаться на колени. Она начала выкручиваться, но рукоятка кинжала ударила чуть ниже ее левого уха, и она упала на бок в мягкую траву.

Когда она открыла глаза, все перед ней расплывалось, но постепенно сфокусировалось. Она лежала в траве лицом вниз, руки у нее были связаны за спиной. Проверяя узел, который связывал ее руки, Куилл прошептал ей на ухо:

— Разве вы никогда не хотели чего-нибудь столь сильно, доктор Гейвин, что готовы были сделать все, чтобы получить это? Я подозреваю, что прямо сейчас есть что-то, чего вы хотите превыше всего в мире. Мне так жаль, что придется лишить вас такой возможности.

Когда он поднял ее, она увидела кинжал в его правой руке, блестящее лезвие со старинной рукояткой. Ноги у нее были свободны; может, ей удастся удачно пнуть его. Нора рванулась в сторону, пытаясь сбить его с ног, но он уклонился от подножки и ухватился за что-то сзади ее шеи. Она поняла, что это было, только когда лигатура врезалась в ее плоть, и она ощутила, как три узелка вдавились ей в кожу. Он толкнул ее перед собой, на широкие мостки, которые выходили на озеро.

Когда они достигли конца мостков, Десмонд заставил ее встать на колени и затянул веревку туже, перекрыв ей доступ воздуха. У Норы начала кружиться голова. Она думала о родителях, гадая, как они переживут убийство еще одной дочери, и понимала, что не переживут. Древние все понимали правильно; их боги были порочны и требовательны, ребячливы и гневливы попеременно. Мысль о великодушном божестве была ошибочной. Она боролась с тьмой, вскипевшей у нее в крови, снова пытаясь вырваться из хватки Куилла. но он был силен. Она ощутила холодную сталь у своего горла. И в тот же момент она услышала крик, напоминавший гортанный вой какого-то животного. Десмонд Куилл обернулся, бросив ее вперед и ослабив лигатуру. Она ощутила, как кровь прилила ей к мозгу и, повернувшись, увидела Брону Скалли на конце мостков, победоносно державшую над головой золотое ожерелье.

Нора согнула колени и ударила ногой по лодыжкам Куилла, ощущая, что кинжал всего лишь в нескольких дюймах над ее головой. Он пошатнулся и упал на одно колено, отчаянно размахивая ножом, но Нора продолжала работать ногами и била по любой его движущейся части тела. Она услышала быстрые шаги Броны по мосткам, и, подняв глаза, увидела, как она оглушила его, опустив ему на голову тяжелое ожерелье.

Брона бросила ожерелье и устремилась к ножу, но к этому времени Десмонд уже пришел в себя. Он бросился на нее, прижал ее одной рукой к своей груди, а другой поднял к ее горлу сверкающий нож. Нора пыталась встать на ноги, задыхаясь, с все еще связанными за спиной руками. Одежда и волосы Куилла растрепались. Брона ударила его в лоб, и кровь из раны текла ему прямо в глаза. Между ними на грубых досках лежало золотое ожерелье.