Месть прошлого - Екатерина Гичко

Выбросив из головы ненужные мысли, Агорий внимательно осмотрел пол залы, покрытый многочисленными печатями. Он не понимал их, но верил, что его внимательность позволит уберечь господина от опасности. Кроме клеток, утопленных в стене, в зале больше ничего не было. Огромное пустое пространство, по которому эхом разлетались угрожающие рыки.

Закончив с осмотром, Агорий наконец взглянул на мужчину, который, свернув ноги кренделем, сидел напротив одной из клеток и не отрываясь смотрел на зверя. Тот лежал и тоже пристально глядел на оборотня. На морде не отражалась привычная для этих тварей ярость. Наоборот, казалось, что монстр смотрит на мужчину с любопытством и вполне доброжелательно.

Услышав шаги, мужчина повернул голову, и голубой свет окрасил его рыжую бороду в серовато-зелёный. Сверкнули в улыбке зубы.

– Поверить не могу, что признал, – сдавленно прошептал он и опять повернулся к зверю и протянул к решётке ладонь. – Мы станем частью друг друга, милый мой, и эта пустота перестанет сосать нас изнутри.

Зверь просунул нос между прутьями, и Агорий с содроганием представил, как зубы с клацаньем отхватывают доверчиво протянутые пальцы. Но монстр лишь коснулся руки, шумно обнюхал её и опять отступил вглубь узилища. Рыжий посмотрел на Агория с детским ликованием. Тот искривил губы в ответной улыбке и невольно потёр грудь. Хорошо, что его зверь до сих пор с ним. Агорий с трудом понимал этих оборотней, отчаявшихся настолько, что пускают в свои тела помесь разумной души и звериного тёмного духа.

Вдруг звери разом вскинулись, и зал загрохотал эхом исступлённого рычания. Загремели решётки, твари заметались в своих клетках. Агорий обернулся и увидел печального господина. Тот остановился в центре зала и смотрел на медленно поднимающегося зверя, самого большого в зверинце.

Тот неспешно выпростал на свободу хвост, отставил в стороны длинные и невероятно тонкие передние лапы, выпрямил поджарое тело и встал. Огромный, длинный, с кажущимся бесконечным хвостом, чьи пряди колебались, будто клочья тумана; с узкой мордой, из пасти которой торчали острые иглоподобные зубы; и с настолько большими треугольными ушами, что они свисали и закрывали крутой лоб. На Дешия с величественным спокойствием уставились глаза, в которых звёздчатыми прожилками расходились два цвета – красный и голубой. Зверь не зарычал. Серые губы пасти раздвинулись, ещё сильнее обнажая длинные зубы, и возникло пугающее ощущение, будто монстр улыбается.

– Моё самое прекрасное и самое неудачное творение, – с сожалением прошептал Деший.

Даже Агорий, относящийся к этим половинчатым тварям скорее с презрением, чем с ненавистью, был склонен согласиться с господином. При взгляде на это «творение» его посещало чувство, что перед ним высшее создание.

Агорий встретил господина более двух веков назад. Наёмник, убийца – вот что он представлял из себя в те годы. Но господин Деший объяснил ему, почему он, Агорий, стал таким и почему он достоин прощения и сожалений, но никак не жалости: мир сам создаёт своих монстров. Он создаёт их своей несправедливостью, безразличием и жестокостью. У него, Агория, не было иного выхода, чтобы выжить. Этот мир устроен так неправильно, что души, рождённые чистыми, вынуждены опускаться на дно, чтобы жить хоть как-то. Мир нуждается в изменении.

Агорий до сих пор помнил в мельчайших подробностях тот первый разговор с господином. На тот момент ему казалось, что он никогда не задумывался о своей судьбе и просто живёт как получится. Без раздумий и сожалений. Но нет, ему лишь казалось, что он не думал и не сожалел. Никогда до и никогда после ни одна из самых пронзительных храмовых проповедей не оказывала на него такого воздействия. И он стал одним из преданнейших последователей господина, вознамерившегося исправить несправедливое устройство мира, пусть ему и придётся ради этого взять на себя многие грехи.

«Возможно, глядя на то, как прекрасно изменился мир, боги будут милостивы ко мне и накажут меня не столь сурово, как следовало бы».

И Агорий был готов взять на себя часть этой ноши.

Он знал каждую из задумок господина, был посвящён в каждую из неудач и в эту, самую болезненную из многих, тоже.

Господин собрал вокруг себя тех, кто с пламенным рвением разделял его мысли, и среди них было много оборотней, из кого мир, как и из Агория, сделал «монстров». Не секрет, что оборотни чаще других страдают от «половинной» смерти, когда зверь, не выдерживая деяний своей разумной половины, уходит. Умирает. И образовывается пустота. Сосущая. Тоскливая. Медленно убивающая. Эта пустота калечит.

Господину было больно смотреть на эти мучения, тем более он понимал их. И он решил создать нового зверя. Более сильного, ловкого, разумного, чем все ныне живущие. К тому же после ритуала, в котором силы магов собирались и накапливались для будущего, решающего дела, оставалось много тел. Господин терзался виной за эти смерти, взваливая на свою душу ещё больший гнёт терзаний. И хоть Агорию не нравились сами звери, он принимал их существование как возможность избавления господина от мук совести.

Господин брал уже имеющееся физическое тело, изменял его и призывал тёмного духа. Агорий с удивлением узнал, что в мире духов, так же, как и в их мире, вся жизнь разделяется на созданий разумных и созданий, обладающих звериным сознанием. Господин призывал, приманивал звериных духов, связывал их с ещё не отлетевшей душой, и тёмный дух становился привязанным к телу, которым ранее владела душа. Конечно, требовалось время, чтобы строптивый дух смирился, принял свой новый облик. После этого покалеченные оборотни могли приходить к нему и просто сидеть рядом с клеткой, пока тварь не примет их.

Но в начале, ещё до встречи Агория с господином, было иначе. Господин на свою беду призывал разумных духов, посчитав, что душа и дух должны быть равны между собой.

Ни одна из созданных тварей не пришла к смирению. Хитрые и жестокие, они притворялись присмиревшими, позволяли проводить ритуал Единения, а потом рвали тела оборотней изнутри и бросались на беззащитных перед ними жителей города. Сильные и действительно могучие, с ними было сложно справиться, и если бы не господин Деший, то погибших от когтей монстров могло быть больше.

От тех первых тварей остался только один зверь. Господин Деший всё не оставлял надежду, что кто-то сможет укротить и этот дикий нрав, но полгода назад он всё же отступил и с сожалением велел прекратить кормить зверя. Уже полгода эта тварина не получала ни крошки, исхудала, стала больше похожа на замысловатый росчерк тумана, но умирать не собиралась.

Господин Деший перевёл печальный взгляд на вскочившего и нетерпеливо переминающегося рыжего, и лицо его тут же просияло радостью.

– Рий, мальчик мой, позволь поздравить тебя, – старик раскрыл объятия и крепко обнял смущённо улыбающегося оборотня. – Я знал, что твоё упорство приведёт тебя к победе.

– Простите, господин, может, я вас тороплю…

– О, ничего-ничего! Я знаю, как долго ты этого ждал. Приступим. Встань вот здесь.

Рий с готовностью переступил на указанное место и развернулся лицом к зверю. Тот нервничал и недовольно порыкивал на раздражавшего его Дешия, но в целом вёл себя спокойнее других тварей. Старик шагнул в центр комнаты и, шевельнув губами, неторопливо начертил в воздухе знаки. Печать под ним тут же вспыхнула красным, а следом за ней вспыхнули печати под Рием и в клетке зверя. Монстр остолбенел, по его телу прошлись голубые всполохи, а затем задрожала и поехала вверх решётка. Пара десятков секунд, и между Рием и зверем не стало преград.