Танцующие в темноте - Маурин Ли

— Шесть футов один дюйм, — скромно сказал Хью.

Он не сказал, почему не приходил раньше, почему пришел теперь, а Фло не спрашивала. Она догадывалась, что дело в возрасте, что между одиннадцатью и семнадцатью ему казалось, что быть ее другом как-то не совсем нормально, но когда вырос, что-то потянуло его снова. Ей было безразлично, что именно. Достаточно и того, что он пришел и продолжал приходить, рассказывал о работе, о своих девушках, о том, как он копит деньги на машину. Однажды, несколько месяцев назад, он сказал: «Мне бы хотелось, чтоб моя мама была чуть похожа на тебя, Фло. Она думает, я ненормальный, что хочу машину, ну а ты бы ведь не возражала, Фло?»

— Надо было все-таки ехать на автобусе, — пробормотала она на полпути до дома, когда ремешки ее босоножек на высоких каблуках начали врезаться в ноги. Будет большим облегчением, когда она доберется до площади Уильяма и сможет принять прохладную ванну прежде, чем идти на работу.

У Стеллы Фриц случился бы сердечный приступ, если бы она увидела площадь сейчас. Практически все дома превратились в многоквартирные, и выглядели они неухоженными и запущенными. Хуже того, несколько женщин — Фло отказывалась поверить, что это проститутки — стали болтаться по ночам по площади, явно с целью подцепить мужчину. Уже дважды у Фло спрашивали цену, когда она поздно возвращалась домой, и Бел пригрозила, что если у нее кто-нибудь еще раз спросит, сколько она берет, то получит по голове. Часто случались драки, приезжала полиция. Мистер Фриц причитал, что место становится опасным, и Фло, которая любила площадь и никогда не хотела жить в другом районе, была вынуждена признать, что здесь стало гораздо хуже.

Она почувствовала облегчение, когда приняла ванну и переоделась в голубое хлопчатобумажное платье и парусиновые туфли. Всю вторую половину дня Салли не выходила у нее из головы. Женщины в прачечной неоднократно интересовались, что с ней такое: «У тебя такой вид, словно ты съела фунт, а вышло из тебя шесть пенсов. Что случилось, Фло?»

Она знала, что произошло бы, если бы она сказала им про похороны: их благородные щедрые сердца переполнились бы сочувствием и прорвалось бы оно цветистым и драматичным языком. А она начала бы плакать, а может, даже и выть. Она сказала, что неважно себя чувствует, что угнетает жара.

Фло любила своих «леди». Они были грубы, зачастую очень бедны, но они боролись с жизненными трудностями с такой бодростью духа, которой она не переставала удивляться. Они вламывались в двери в своей поношенной одежде, которая была обычно слишком велика или слишком мала, слишком длинна или слишком коротка, принося с собой огромные мешки белья для стирки. Были «леди» черные и «леди» белые, часто очень толстые, потому что питались в основном дешевыми бутербродами, но на их измученных заботами, преждевременно постаревших лицах всегда была улыбка, они превращали в веселую шутку разговоры о косточках на ногах и варикозных венах, распухших суставах, таинственных опухолях, внезапно возникавших в организме, на которые они предпочитали не обращать внимания. «Ну и что, я могу пойти к врачу, чтобы он это вырезал? С пятерыми детьми на руках и с моим мужиком, который с утра до вечера пьяный торчит в пивной?»

У них могло быть по семь, десять, двенадцать детей. Большинство мужей были безработными, и женщины выходили рано утром или поздно ночью убирать улицы. Это их деньгами оплачивалось жилье и еда, но это не мешало некоторым мужьям вымещать свое отчаянье и недовольство правительством и обществом в целом на своих женах. Фло часто приходилось обрабатывать синяки или перевязывать порезы, всячески проклиная обидчиков.

Но женщины не желали слышать и слова критики в адрес своих мужей. Фразы типа: «Он просто не соображал ничего. Пьяный был до чертиков. Трезвый он бы и не подумал меня ударить» — не были для Фло достаточным объяснением их порою просто ужасных ран. Она баловала их, делала им чай, смеялась вместе с ними над их шутками, восхищалась ими. Единственное, чего она не позволяла им, так это стирать в кредит. Мистер Фриц категорически запретил это делать.

— Ты и слова не успеешь сказать, как они накрутят огромный счет и никогда с нами не расплатятся. Нет, Фло. Они бросают в машины свои монеты, и никаких других вариантов. И если я узнаю, что ты одалживаешь им свои деньги, я действительно очень сильно рассержусь. Это народ хитрый, себе на уме, и ты очень скоро будешь субсидировать стирку всего Токстета.

Рассерженный мистер Фриц не испугал бы и зайца, но Фло решила, что поступит благоразумно, если прислушается к его совету.

В семь часов вечера в день похорон Иана она с облегчением перевернула табличку «Открыто» обратной стороной — «Закрыто». Мистер Фриц пришел и ушел, пообещав приготовить к ее приходу чай со льдом — он был одержим своим новым холодильником. Но должен был пройти еще целый час прежде, чем все машины закончат работать и она сможет привести себя в порядок и уйти домой. В прачечной было жарко, как в печке. Быть может, именно поэтому она оставалась такой стройной: с тринадцати лет она проводила большую часть рабочего времени в условиях турецкой бани.

Бел повысили до должности управляющей отделом женской верхней одежды в «Оуэн Оуэн»: пальто, полупальто, плащи, меха. Ее часто приглашали на ужин представители фирм-производителей одежды, которые хотели, чтобы она заказывала их продукцию. Иногда Фло от нечего делать ходила в «Оуэн Оуэн» послушать, как Бел общается с клиентами.

— Mo-дам, это пальто смотрится на вас просто божественно. Конечно, у мо-дам идеальная фигура, и красный — это определенно ваш цвет.

Акцент, представление Бел о «шикарном» и голос, высокомерный и в то же время подобострастный, — от всего этого у Фло начинало крутить в животе. Когда клиент не видел, Бел делала страшное лицо в сторону Фло и говорила: «Проваливай!»

По пути домой Фло зашла к подруге в квартиру на Верхней Парламентской улице, где Бел в черной атласной пижаме лежала на диване с яркой обивкой и читала журнал. Она посмотрела на Фло и широко улыбнулась. Глубокие линии вокруг глаз и рта от этой улыбки добавляли выразительности ее и без того живому лицу.

— У тебя такой вид, словно тебя прокрутили в одной из твоих машин, — сказала она.

— Я себя чувствую именно так. — Фло со вздохом плюхнулась в кресло. Квартира Бел не очень располагала к отдыху, напоминая ярмарочную площадь своими яркими стенами и шторами, от которых начинали болеть глаза. По крайней мере, было приятно посидеть в удобном кресле.

— Бел, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

— Что, Фло?

— Если я умру раньше тебя, проследи за тем, чтобы меня похоронили, не кремировали. Я хочу, чтобы от меня хоть что-то осталось, чтобы вознестись на небо, когда настанет Судный день.

— Ладно, — лаконично сказала Бел. — Мне, например, наплевать, что со мной сделают. Когда я умру, меня могут бросить в Мерси или скормить львам в зоопарке Честер.

— Еще одно, Бел. Я оформила страховой полис на покрытие расходов на мои похороны. Он находится в аптечке, в буфете у камина, с правой стороны. Я бы положила его в письменный стол с остальными моими бумагами, но там ты его никогда не найдешь. Я сама никогда не могу ничего найти там.