Мой злодей. Книга 1 - Мария Власова

Отношения с мужчиной не всегда подразумевают романтику: хождение за ручку, танцы под луной и что-то подобное. Зачастую все происходит куда менее эстетично и, честно говоря, нередко отношения могут принимать опасный поворот. Меня всегда забавляли книги, в которых главный герой от большой и чистой любви насилует героиню чуть ли не с первых страниц книги. Героиня боится, пытается сбежать, и когда у нее это, наконец, получается, вдруг понимает: да он же все это делал из-за любви! Большой, отвратительной и гадкой «любви»… И главная героиня прощает его, ибо понимает, что «любит», по крайней мере, она так думает. Стокгольмский синдром в действии. Это звучит отвратно и дико, если такое происходит в реальности, но книги на подобную тему продолжают писать. Романтизируют насилие: психологическое и телесное, играя на чувствах читателя и желании прочитать что-то запретное. Но, правда, в том, что кое-что запретное притягательно лишь на страницах книги, а не в реальности.

Щелчок замка, он провернул ключ два раза. Этот звук был еле слышен на фоне раздавшийся громкой музыки. Барабаны, трубы, что-то напоминающее на гимн. Что там происходит? Хотя какая разница что там, где меня нет. От происходящего в этой комнате стынет кровь в жилах. Этот человек, мужчина, может даже парень, мне не знаком, но весь его вид буквально кричит о том, что он опасен для окружающих. Его худощавую, слегка сгорбленную фигуру трясет. Костюм на нем выглядит не дорогим и каким-то помятым. Я бы приняла его за чьего-то слугу, если бы не шляпа, похожая на цилиндр, которую обычно снимают при входе в дом, но он этого почему-то не сделал. Как будто заметив мой интерес, он снял ее неловко и отложил на комод, а затем неспешно, крадучись двинулся ко мне.

– Кто вы? – мой вопрос остановил его. Голос у меня дрогнул, и я оглянулась, чтобы убедиться – выход в комнате один, окна тоже закрыты. Где-то внутри нарастала паника. В особняке Карвалье в моей комнате всегда была открыта дверь, это дарило мне душевный покой и избавляло от приступов клаустрофобии. Оказавшись наедине с незнакомцем за запертой дверью, стены словно начали давить на меня.

– Вы не помните? – он как-то неожиданно мрачно улыбнулся, и я явно увидела отобразившийся на его лице гнев.

– Я никогда раньше не видела вас, – уверенно и строго сказала ему и потом, не церемонясь, крикнула, надеясь, что даже сквозь музыку меня услышат: – Ривьера!

Мужчина оглянулся на дверь, как и я, ожидая, что дверь откроется, но нет. На его лице появилась ухмылка, и даже самые страшные ужастики не напугали бы меня так сильно, как эта мимолетная ухмылка. В голове сразу появился образ Анри, когда он улыбался так же. Злодей, ещё один? Он его прислал? Нет, бред какой-то! Зачем ему кого-то посылать, если только что он был здесь? И Ривьера, где она? Почему не отвечает? Я же буквально недавно ее видела! Анри забрал ее с собой? Сломал мне коляску и оставил меня здесь абсолютно беспомощную?

– Боюсь, ваша служанка не сможет прийти, – вырвал меня из судорожных размышлений вкрадчивый и довольный голос. Мой испуганный взгляд метнулся к нему и, видя мой страх и неуверенность, незнакомец перестал дрожать. Его плечи будто бы расправились от важности и собственной мощи.

Резкий толчок, он развернул коляску к себе, едва не скинув меня с нее.

– Так вы не помните меня, леди? – спросил он, встав за креслом и нагнувшись к моей шее.

– Я буду кричать, лучше откройте дверь и убирайтесь, – проговорила я зло, стараясь унять испуг и подкатывающий приступ клаустрофобии. Одно дело быть запертой где-то одной, другое – с каким-то сумасшедшим. Он только посмеялся, затем встал передо мной и сделал никчёмный реверанс, откровенно пренебрежительный.

– Виконт Морле, – представился он, хищно улыбнувшись, и я зависла. Зачем он говорит мне своё имя? Память смутно подсказала, что оно мне знакомо, но под давлением не вспомнить. – Вы мне написали две недели назад письмо, в котором указали на все ошибки в моем искреннем любовном послании, раскритиковали стихи и написали дословно: «не для тебя ягодка спела, муха навозная».

А-а-а… Вспомнила. Это же тот, что писал, что он моя последняя надежда. Страх отступил, и я, сумев взять себя в руки, посмотрела на него снизу вверх.

– Мне казалось, я вполне подробно обосновала причину, по которой ответила отказом на ваше предложение, – тоном строгой учительницы произнесла, и его опять затрясло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мужчина облизал пересохшие губы, его глаз странно дёрнулся, пока я судорожно дергала ручку на кресле. Мотор не начинал работать, я пыталась завести его, пока виконт внезапно не остановился напротив меня, остановив свои метания по комнате. Он занес руку так, будто собирается меня ударить, я даже зажмурилась и вжала голову в шею, но он этого не сделал. Виконт рухнул передо мной на колени настолько неожиданно, что я толком не поняла, как на это реагировать.

– О леди, милая леди, вы не можете мне отказать, – почти заплакал он, хватая мои ноги и сжимая их так крепко, что хоть кричи.

– Отпустите меня немедленно! – закричала, пытаясь убрать его руки, но добилась лишь того, что он больно ухватил меня за запястья. Мои руки слишком слабые, мне даже показалось, в запястье треснула какая-то косточка.

– Нет, не отпущу! Вы нужны мне, я ваша последняя надежда! – его обезумевший взгляд напугал меня больше, чем боль в запястьях.

Я должна его оттолкнуть ногой, но для этого ее нужно поднять. Но все мои усилия ушли на то, чтобы сдвинуть эту бесполезную конечность на несколько сантиметров. У меня не получится отбиться, этот жалкий человек сильнее.

– Помогите, кто-нибудь помогите! – закричала во все горло, за что получила по щеке пощечину. Слабую для мужчины, но все же заткнувшую меня. Он отпустил мои руки и снова встал, при этом что-то бормоча.

– Вы не можете, нет, не можете! Я должен что-то сделать. Мой дом… я останусь без дома. Я ее надежда… да, единственная надежда. Она сказала, мне можно… я смогу! Она не может сказать мне «нет»! – еле расслышала его бредовый лепет.

Громкая музыка все ещё скрывает мои крики. Метнулась взглядом к виконту, да он, похоже, наркоман, его все время трясет! Я сначала подумала он пьяный, но запаха нет, от него пахнет больше зловонием немытого тела, чем алкоголем. Не знаю, есть ли в этом мире наркотические средства, но он явно под воздействием чего-то или просто псих, не такой, как я или Анри, а реальный психопат. Кстати, об Анри, рассчитывать на него бессмысленно, как и звать на помощь, но я могу тянуть время, пока эта дурацкая громкая песня закончится, и меня наконец-то смогут услышать снаружи.