Поцелуй на удачу - Адель Паркс

они готовы стать родителями. Я ожидаю, что он приведет мне статистику низких шансов поступления родителей-подростков в университет.

– Я все равно получу свою долю? – спрашивает он.

– Вау. Ты серьезно меня сейчас об этом спрашиваешь? – я откидываюсь на стуле, негодующе смотря на него.

– Она мне положена, Лекси. Ты это знаешь.

– Нет, Фред, я ничего такого не знаю. Я проявляю щедрость, предлагая тебе долю, – говорю я холодно.

– И ты все равно это сделаешь, даже если похитители попросили десять миллионов? Я имею в виду, ты обещала мне три, если я изменю свои показания, и я это сделал.

Смешно, но Джейк думал, что все уладил, подкупив Дженнифер. Он никогда не спрашивал, почему Фред изменил свои показания еще до того, как им предложили миллион. Полагаю, он решил, что Фред сделал это назло Дженнифер, учитывая ситуацию. Он не знал, что нужно благодарить меня. Десять похитителям, три Тома, три Фреду. После этого у нас останется чуть меньше двух миллионов. Возможно, Джейк уже потратил большую часть этого – на машины, вечеринку, одежду, аренду дома, поездки, которые он забронировал и отменил, ипотеку своих братьев, дом моей сестры. Я осознаю, что мне все равно.

– Я сказала – три. Ты получишь три, – со вздохом говорю я Фреду. Кажется, он испытывает облегчение.

– Ты не думаешь, что между ними все кончено, не так ли? – спрашивает он.

– Мне все равно.

Я понимаю, есть шанс, что Джейк в любом случае от меня уйдет. Когда он узнает, что я опустошила наш банковский счет, что у нас больше нет денег, я думаю, он уйдет.

– Я думаю, все кончено, – твердо говорит Фред.

– Значит, ты думаешь остаться?

– Разве по условиям «подарка» я не должен от нее уйти?

– Я такого не говорила.

Не такими словами; но если я чему-то и научилась благодаря выигрышу в лотерею, то это тому, что у всех есть своя цена. У стилистов, охранников, барменов.

Мужей.

Мне интересно, какова цена Дженнифер для Фреда.

– Насколько я помню, Фред, ты сказал, что хочешь с ней развестись, но боишься, что она у тебя все отсудит – несмотря на то, что провинилась она. Как твой друг, я тебе пообещала, что после развода я помогу тебе обустроить новый дом, покрыть расходы на жизнь, получить опекунство над Ридли и все такое.

Конечно, три миллиона фунтов способны на это и многое другое. Глаза Фреда округляются от жадности.

– Я уже поговорил с адвокатом. Я с ней не останусь.

41

Эмили

– О господи. О господи. Что они с ней сделали? Нам нужно отвезти ее в долбаную больницу.

Папа?

– Боже, боже. Все хорошо, детка. Все хорошо. Я здесь. Папочка здесь.

Мой папа уже очень давно не называл себя «папочкой». Обычно я смеюсь над ним. Думаю, мне хочется засмеяться, но я плачу. Он гладит мою голову и лицо, как обычно делает, когда я болею. Это правда? Пожалуйста, пусть это будет правдой. Он обычно пахнет растворимым кофе, мой папа, но теперь он пахнет чем-то более темным и насыщенным. Его лосьон после бритья тоже другой. Это он? Это изменения после выигрыша?

– Извини, извини, что позволил такому случиться с тобой.

Не то чтобы он мог их остановить. Это не его вина, но от его слов я плачу еще сильнее. Осторожно, словно он не доверяет себе прикасаться ко мне, он снимает повязку у меня с глаз и вытаскивает кляп изо рта.

– О, принцесса. Какого хрена они с тобой сделали?

Наверное, все выглядит очень плохо.

42

Лекси

Как раз когда я верю, что самый длинный день моей жизни никогда не закончится, он обрывается с чудесной, неожиданной резкостью. В десять вечера воскресенья Джейк делает именно то, что мне нужно – находит нашу девочку.

Я даже не заметила, пока не стало слишком поздно, что, уходя утром из дома, он забрал с собой мой телефон. Должно быть, он незаметно прикарманил его, зная, что по нему свяжутся похитители. Когда я это поняла, лишь десять минут спустя, то обезумела. Мне помешали, отнеслись как к ребенку. Меня изолировали. У меня не было способа связаться с ним и, что важнее, не было возможности получить информацию от похитителей. Я в ярости швырнула тарелку о стену кухни. Она разлетелась – к моему удовлетворению. Осколки брызнули во все стороны. Оставленный на тарелке тост с вареньем на мгновение прилип к девственно-белой стене. Я восхищенно наблюдала, как он медленно обмяк, а затем сполз, размазывая варенье цвета крови.

– Как он смеет! – завопила я.

– Он пытается тебя защитить, ради всего святого, – сорвалась Дженнифер. Я видела, что ей неприятно было это признавать. Она защищала мужчину, которого – что? любила? – перед его женой. Она указывала на доброту и ответственность своего любовника перед его женой. Непростая позиция. Она, должно быть, не знала, какое место занимала в тот момент.

У меня не было выбора, кроме как принять ситуацию, в которой меня оставил Джейк, но я цеплялась за свое достоинство и видимость контроля.

– Отправь ему сообщение. Скажи, чтобы держал меня в курсе, – приказала я. – Он должен регулярно отчитываться или я позвоню в полицию.

Она быстро написала сообщение. Ее телефон почти мгновенно звякнул ответом. Где бы он ни был, он явно не испытывал трудностей с получением ее сообщений так, как это все время происходило с моими.

– Он говорит, ладно, он будет писать и позвонит на мой телефон, когда будут какие-то новости, – Дженнифер положила свой телефон на середину стола, туда же, где раньше лежал мой. Я поборола порыв задуматься о символичности этой замены. День полз со скоростью улитки. Примерно тысячу раз я тянулась к телефону Дженнифер, чтобы проверить, не пропустила ли я звонок от Джейка. Раз за разом меня встречал пустой экран. Он не сдержал свое обещание оповещать меня. Почему я думала по-другому?

– Я вызываю полицию, – говорила я не раз.

– Нет, не вызываешь, – отвечали Дженнифер или Фред. Иногда с нажимом, хотя по прошествии времени они зазвучали менее твердо и более уныло, как будто поняли, что это пустая, нудная угроза. Словно они знали, что я слабая и сделаю так, как сказал Джейк.

Когда телефон наконец-то звонит, это словно сирена «скорой». Он заполняет дом страхом и предвкушением. Угрозой и надеждой. Джейк восклицает:

– Она у меня. Она у меня. Лекси, она у меня.

Облегчение настолько сильное, что мое тело будто разрывается на миллионы кусочков, а потом за долю секунды собирается обратно, становясь более четким, более сфокусированным, охваченным эйфорией. Я