Библиотекарь, или Как украсть президентское кресло - Ларри Бейнхарт

— Нет-нет, я не знал!

— А Дэвид и его подруга спасли меня.

— И теперь ты с ним? — пьяно прохрипел Морган. — Я должен знать. Я должен… ты с ним?

Ниоб молча смерила его взглядом.

— Ты с ним, а? — повторил полковник.

Она перевела взгляд на меня. Должно быть, я выглядел очень смешно: лысый, с париком в руке, с помадой на губах, в лифчике, наполненном носками. Я бросил парик и стёр ребром ладони помаду с губ.

— Я скажу тебе, как оно есть, Джек. Я пообещала ему, что когда всё это кончится, мы попробуем, вдруг что-нибудь да выйдет. Но я сказала ему, что сначала я должна сказать об этом тебе. Ну вот, теперь я сказала и могу сделать, что обещала.

Джек оглянулся на Хоаглэнда и Стоуи. Вы видите то же, что и я, казалось, спрашивали его глаза. Она бросает воина и уходит с цирком? Уходит к клоуну?

Ниоб посмотрела мне прямо в глаза, и тут произошло чудо. В обычном зеркале я бы ни за что не увидел себя таким, каким увидел себя в её глазах. Я увидел в них героя.

Она отвернулась от Джека, отвернулась от своего общественного положения, отвернулась от своего места в иерархии.

Ты только посмотри, что мы сделали! говорили эти глаза. Ты самый храбрый! Они и не думали, что ты на такое способен. Да и я тебя недооценила. Теперь я свободна, я свободна и могу быть с тобой.

И она сделала шаг ко мне.

— Нееет! — заорал Джек и попытался схватить её за руку.

Ниоб резко обернулась.

— Да, — в голосе Ниоб прозвучал вызов.

Он вошёл в эту комнату героем, а стал никем. Он проиграл, и с этим ничего не поделать. Он сделал так, что Ниоб ввязалась в это дело, и он не смог убрать меня. Ни Стоуи, ни Хоаглэнд больше не захотят иметь с ним дело, но это не самое худшее. Он понял, что никто и никогда не скажет, что то, что он сделал, он сделал из любви к Родине. Прокурор расскажет, что он сделал, расскажет обо всём, не умолчит ни о чём, оклевещет его, опорочит и сделает это красиво и изящно. Его назовут предателем и просто дураком, и он больше никогда не сможет устроиться на приличную работу.

В глазах женщины, которая когда-то любила и обожала его, он увидел, чем стал. Он взял на работу Паркса, значит, он сам Паркс. Он разрешил пытать и насиловать женщину, значит, он сам — садист и насильник. Он хотел объяснить, но понял, что это бессмысленно. Мир был действительно таким, каким его видела Ниоб, правда действительно оказалась ужасной.

— Но почему же? За что? — сначала по лицу Моргана разлилась смертельная бледность, потом он стал красным как рак. Присутствующим казалось, что они прямо видят, как бурлящий кровавый поток несётся по его венам. И она виновата, и он виноват. Джек перестал понимать, кто он и что. Словно во сне он щёлкнул собачкой и прицелился в Ниоб.

— Нет!!! — заорал он.

— Да, — ответила Ниоб, и он понял, что она никогда не скажет ничего другого.

— Джек, Джек, всё хорошо, всё хорошо, не надо, не стреляй, всё хорошо… — заговорили мы с Хоаглэндом в один голос. Сьюзи вскрикнула и вцепилась в меня.

Прогремели три выстрела. После первого Ниоб покачнулась, после второго упала. Кровь хлынула из ран, пропитала одежду. Третий раз Морган выстрелил в неё, уже лежащую на полу.

Я упал рядом с ней и положил её голову себе на колени. И не видел, как Джек вжался в угол, засунул пистолет в рот и спустил курок в последний раз.

Теперь всё зависит от решения суда.

Конечно же, мы вызвали полицию — в доме было совершено убийство, а потом самоубийство.

Нас с Сьюзи арестовали за проникновение в чужое жилище и попытку ограбления, не считая тех обвинений, что были предъявлены мне раньше.

Инге обвинение не предъявили — она находилась в доме по приглашению хозяина. Да и что она сделала? Перебирала документы, лежащие в библиотеке? Ну и что? К тому же, мне кажется, что она была не безразлична Стоуи, он любил её и боялся одновременно. А, может быть, он по-прежнему считал себя её должником.

Мы, все трое, решительно настаивали на том, чтобы полиция изъяла документы. Если уж нам предъявлены обвинения в попытке ограбления, необходимо взять с собой то, что мы хотели стащить — это улики. А один из самых богатых людей страны вместе с госсекретарём принялись убеждать полицию, чтобы они этого не делали. Они вспомнили и про право на частную собственность, и про закон о неприкосновенности частной жизни и даже пригрозили копам, что те лишатся своих мест, если они их заберут. С ними был судья Верховного суда, и они потребовали, чтобы он, как лицо, чьё мнение является самым авторитетным мнением в стране по судебным вопросам, сказал им, что они не имеют права изымать документы. Но МакКлинан был пьян и почти не верил, что всё это происходит наяву. Он знал, что вляпался по самое некуда.

Неужели Ниоб умерла ни за что? Не бывать этому, решил я и совершил последний решительный и отважный поступок. Я решился шантажировать МакКлинана.

— Энди! — я выглянул из-за плеча копа, загнавшего меня в самый угол. — Это я, библиотекарь. Я знаю, что в бумагах Стоуи.

— Что ты знаешь?

— Вели им разрешить нам с тобой поговорить наедине.

— Офицер, я хочу поговорить с этим человеком, — и МакКлинан увильнул от Кардинала, который попытался задержать его, и подошёл ко мне.

Я шёпотом рассказал ему, что было в тех бумагах.

— Скажи полиции, что она должна забрать документы… что она ДОЛЖНА забрать документы, потому что это улики. Кстати, те бумаги не могут служить основанием для возбуждения дела.

— Точно?

— Ручаюсь. Но они докажут, что Стоуи связан с теми выборщиками в Айове, которые переменили своё мнение, и то, что это Морган стрелял по Статуе.

МакКлинан оказался между двух огней. С одной стороны был Стоуи, чьё мнение было и так ясно, с другой — я. Было прямо видно, как МакКлинан мучается, его лицо было похоже на парус, который ветер рвёт то в одну, то в другую сторону. То, как он выразил своё итоговое мнение, могло бы сделать честь Хоаглэнду и его знаменитому бормотанию.

— Ну, это должна решить полиция… местная полиция… пока нет постановления… это вне нашей компетенции…

И всё же он сделал, что я хотел, и убедил полицию изъять документы.

Моим делом занялся Гарри Дж. Хэкни. Он сказал, что это дело настолько хорошо, что он займётся им pro bono.[35]

Я снова устроился на работу, я снова стал полноправным членом общества, меня никто никогда не арестовывал, ну и так далее. У Сьюзи дела обстояли ещё лучше. Гарри вернул нас к нормальной жизни. Впереди было разбирательство.

Совершенно ясно, что, по меньшей мере, одна вещь нам удалась — мы сделали так, что Верховный суд не ввязался в дело сразу и не признал, что голоса выборщиков, изменивших решение, будут засчитаны.