О красоте - Зэди Смит

— Говард! — позвала она.

— Да-да, одну минуту, — ответил он.

Так оно лучше. Говард повернулся к Ви, надеясь притянуть к себе и более обстоятельно поцеловать этот восхитительный рот, огладить груди, плечи, руки, сжать роскошный задок, всем телом прильнуть к чудесному созданию. Но девушка уже перевернулась на живот, головой уперлась в кровать, как будто ее (с намерением задушить) держала чья-то невидимая рука, стащила шортики, расставила ноги и развела руками ягодицы. Маленький розовый узелок в центре поставил Говарда перед дилеммой. Разумеется, она не это имела в виду — или все-таки это? Может, сейчас так принято? Говард снял брюки, его возбуждение несколько ослабло.

— Возьми меня, — сказала Виктория.

— Возьми меня, — повторила она несколько раз.

Говард слышал, как внизу, на первом этаже, звякает посуда и переговариваются гости, пришедшие на поминки покойной матери вот этой самой девочки. Схватившись за голову, он пристроился сзади. От легчайшего прикосновения она вскрикнула и задрожала, словно в преддверии оргазма, при этом, как со второй попытки обнаружил Говард, смазки у нее не было. Но тут она облизала руку и исправила положение. Решительно помассировала себя и Говарда. Эрекция покорно вернулась.

— Давай, трахни меня, — сказала Виктория. — Засади по самую рукоятку.

Своеобразно. Говард осторожно протянул руку и дотронулся до ее груди. Она лизнула его руку и несколько раз переспросила, нравится ли ему ее касаться, на что он мог отвечать только утвердительно. Она принялась расписывать, насколько ему сейчас приятно. Подуставший от ее непрерывных комментариев Говард передвинул руку ниже, на живот. Ви моментально выгнулась, словно кошка, и втянула живот — похоже, она затаила дыхание и снова стала дышать лишь тогда, когда он руку убрал. Вообще казалось, что стоит только ему дотронуться до какой-нибудь части ее тела, как та ускользает из-под ладони и мгновение спустя возвращается на место усовершенствованной.

— Ну, войди же в меня, — сказала Виктория и еще выше приподняла свой задик.

Говард попытался погладить ее по лицу, но она со стоном схватила ртом его пальцы, словно то был член, и стала их сосать.

— Скажи, что ты меня хочешь. Ужасно хочешь меня трахнуть, — потребовала Виктория.

— Да… Я… Ты такая… Такая красивая, — прошептал Говард, сев на пятки и целуя в единственно доступную ему местинку на ее спине. Сильным рывком девушка вернула его в исходную позицию.

— Возьми меня.

Ну что ж. Говард взялся за свой инструмент и приступил к делу. Он думал, что громче недавнего стона звук издать невозможно, но, едва начав, убедился в обратном. Не будучи приучен к подобным восторгам в самом начале действа, Говард испугался, что сделал девушке больно, и не решался двигаться глубже.

— Глубже! — потребовала Виктория.

И Говард трижды подался вперед, внедрившись ориентировочно на половину своих роскошных двадцати двух сантиметров — подарка природы, который, как однажды предположила Кики, и стал истинной, главной причиной того, что Говард не прозябает до сих пор в мясницкой лавке на главной улице Долстона. Но на четвертый раз нервы, напряжение и вино дали о себе знать, и он извергся конвульсивным фонтанчиком, не принесшим большого удовольствия. Говард повалился на Викторию, угрюмо ожидая обычных возгласов женского разочарования.

— О боже, боже! — воскликнула Виктория и театрально задергалась. — Как мне хорошо, когда ты во мне!

Говард выскользнул из нее и лег рядом. Виктория, мгновенно успокоившись, перекатилась на живот и по - матерински поцеловала его в лоб.

— Это было великолепно.

— Ммм, — отозвался Говард.

— Кстати, я на таблетках.

Говард страдальчески поморщился. Он ведь даже не удосужился об этом спросить!

— Хочешь минет? Я с радостью.

Говард сел и потянулся за брюками.

— Нет, спасибо, я… Черт! — Он посмотрел на часы, словно главный ужас заключался в их с Викторией отсутствии внизу. — Нам надо пойти туда… Не понимаю, как это случилось. Это безумие. Ты моя студентка. И ты спала с Джеромом.

Виктория села в кровати и погладила его по лицу.

— Ненавижу говорить гадости, но что есть, то есть: Джером замечательный, но он мальчик. А мне нужен мужчина.

— Ви, прошу тебя, — сказал Говард, ловя ее за запястье и протягивая блузку, которая была на ней раньше. — Нужно спуститься туда.

— Хорошо, хорошо, не дрейфь.

Они оделись — Говард впопыхах, Виктория медленно, благодаря чему тот с изумлением успел подумать, что его многонедельная мечта увидеть эту девушку обнаженной сейчас поразительным образом воплощалась задом наперед. Сию секунду он отдал бы все за то, чтобы увидеть ее полностью одетой. Когда оба, наконец, были готовы к выходу, Говард углядел в наволочке свои боксерские трусы. Их пришлось затолкать в карман. Перед дверью Виктория задержала его, положив руку ему на грудь. Глубоко вдохнула и жестом предложила сделать то же самое. Открыла дверь. Пригладила ему челку, поправила галстук и сказала:

— Просто старайся не подавать виду, что обожаешь помидорчики.

5

На заре прошлого столетия Хелен Келлер[87]предприняла лекционный тур по Новой Англии, покоряя слушателей рассказом о своей жизни (а подчас и удивляя социалистическими взглядами). По пути она сделала остановку в Веллингтонском колледже, где дала свое имя библиотеке, посадила дерево и стала обладательницей почетной ученой степени. Так возникла Келлерская библиотека — длинный, продуваемый сквозняками зал на первом этаже кафедры английского языка и литературы: зеленый ковер, красные стены и множество окон, из-за которых это помещение невозможно протопить. На одной из стен висит портрет в натуральную величину: Хелен, в конфедератке и мантии, сидит в кресле, скромно потупив слепые глаза. Позади, нежно покоя руку на плече подруги, стоит ее наставница Анни Салливан. В этом промозглом помещении проводились все собрания гуманитарного факультета. Сегодня десятое января. Через пять минут начнется первое в этом году собрание факультета. Как в Палате лордов в день важного голосования, так и здесь сегодня присутствуют даже самые пассивные сотрудники, включая восьмидесятилетних анахоретов. Несмотря на аншлаг, никто не спешит; люди, в намокших и задубевших от снега шарфах и кожаных ботинках с соляными разводами, заходят вразвалочку, деланно отдуваясь, кашляя и сморкаясь в носовые платки. Словно мертвые птицы по окончании охоты, свалены в дальнем углу зонты. Профессора, аспиранты и приглашенные преподаватели стекаются к длинным столам в задней части зала. Столы уставлены завернутой в целлофан выпечкой, дымящимися кувшинами с заварным кофе и большими металлическими кружками с кофе без кофеина. Факультетское собрание, особенно если его, как сегодня, возглавляет Джек Френч, может затянуться на три часа. Так что во вторую очередь пришедшие стремятся занять место поближе к выходу, чтобы в середине мероприятия осторожно улизнуть. Сбежать пораньше и незамеченным — всеобщая мечта (увы, чрезвычайно редко осуществимая).