Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот вариант, кажется, устроил ротмистра, и он крикнул:
– Эй, Шнайдер, беги сюда.
Тут же к ним подбежал неказистый стражник с кривенькой и ржавой алебардой:
– Чего?
– Беги и узнай, можно ли впустить… – тут ротмистр взглянул на Волкова – он явно не запомнил его фамилию, и тот закончил за толстяка:
– Отряд генерала фон Рабенбурга, что по договору с герцогом Ребенрее пришёл на укрепление гарнизона.
– А куда бежать, к капитану?
– Да капитан и сам того не знает, беги к бургомистру; если его не будет, спроси у кого-нибудь из магистрата, – отвечал ему ротмистр и, когда стражник ушёл, вздохнул спокойно, ему казалось, что он сделал всё правильно. А барон, чтобы не разубеждать его в этом, заговорил о вещах, которые этому человеку могли понравиться:
– Друг мой, а есть ли в вашем городе хорошие трактиры?
– Хорошие трактиры? – переспросил Кохнер. – Хорошие трактиры в нашем городе, конечно, имеются. Вот, например, трактир «У святого Кристиана», – тут Волков понял, что он на правильном пути. – О, какие там подают свиные головы с кислой капустой. Или, к примеру, «Ласковая Анхен», то заведение и вовсе для настоящих господ…
Офицер стоял лицом к генералу, а тот стоял лицом как раз к воротам, он слушал ротмистра внимательно.
– Там подают вальдшнепов и удивительную жареную печень с луком, говяжью, но очень нежную… Очень…
Генерал улыбался ему и кивал, но краем глаза видел, как в воротах на большом гнедом жеребце появился ротмистр Юнгер, а сразу за ним и знаменосец кавалеристов со знаменем в цветах герба Его Высочества. Юнгер, въехав в ворота и проехав немного, чуть притормозил, не зная, что ему делать дальше; он нашёл глазами генерала, а тот, уже не обращая внимания на бубнящего про нежную печень толстяка, стал махать кавалеристу рукой в сторону ближайшей улицы: езжай, езжай, болван, не останавливайся. Да ещё и сообразительный Дорфус подбежал к кавалеристу, что-то сказал и указал направление. Юнгер сразу пришпорил коня и поехал дальше, а за ним уже и весь его отряд под удивлённые взгляды стражников и возниц направился из ворот дальше в город. Толстый ротмистр оглянулся, увидал кавалеристов, а потом повернул лицо к генералу, и лицо это буквально кричало: да как же так? Но барон словно не заметил его удивлённого возмущения; он положил ему руку на плечо и заговорил:
– А знаете что, ротмистр. Очень мне захотелось попробовать этой печени, про которую вы мне рассказывали, – он говорил, а сам наблюдал, как в воротах уже появились арбалетчики герцога во главе со своим старым ротмистром. – И для укрепления боевого товарищества я приглашаю вас и всех офицеров городской стражи в этот трактир… Как вы его назвали…
– «Ласковая Анхен», – буркнул толстяк; настроение у него явно ухудшилось, теперь он уже не отрывал взгляда от входящих в ворота, которые он должен был охранять, каких-то непонятных, но очень хороших солдат.
– Передайте господам офицерам, что я приглашаю их всех.
Тут уже появился и полковник Брюнхвальд, он подъехал к генералу и ротмистру и учтиво поклонился им обоим.
– Полковник Брюнхвальд, – представил генерал своего начальника штаба, – а это ротмистр Кохнер.
– Очень рад, ротмистр, – сообщил Брюнхвальд. А толстяк озирался по сторонам, видимо, опешив от всего происходящего, и даже не ответил ему. Он был поглощён видом входящей в город пехоты, а за ней и бравых стрелковых сотен из Эшбахта, замыкавших колонну. Стрелки под удивлёнными взглядами местных уже прошли в ворота и под бело-голубым знаменем, под барабанный бой, проходили мимо ротмистра.
– В общем, передайте всем вашим офицерам, что я жду их сегодня на ужин сразу после вечерней службы, пусть приходят в «Ласковую Анхен», – генерал отвернулся от толстяка, не дождавшись от того ответа, и крикнул: – Фон Готт, коня!
* * *
Хельмут Вайзингер был невысоким и худощавым человеком лет тридцати пяти или немногим больше. Одежду Вайзингер имел небогатую, вид – чистенький, скромный. Часто, немного суетливо крестился, и к месту, и не к месту поминая святых и писание. А должность человек занимал немалую, это был смотритель имущества Его Высочества Карла Оттона Четвёртого в городе Фёренбурге и окрестностях. И ему по должности полагались помощник и бухгалтер. Помощнички стояли поодаль и глаз боялись поднять на сурового генерала. Отдувался, как и положено, старший.
– Ну, – Волков смотрел на него пристально, – соизвольте отвечать, куда делись лежаки из бараков? В бараках должно быть лежаков двухъярусных на шестьсот солдат. Где они все? У вас их едва и на сотню наберётся?
– В комнатах для сержантов также должны быть верхние полати, кровати и столы со стульями, а в комнате дежурного офицера – ещё и хорошая кровать и также стол и стулья. Посуда для господ офицеров где? – подливал в масла в огонь майор Дорфус, зачитывая всё это из списка имущества. – Также должна быть и кухонная посуда, котлы, кочерги… И вон ещё сколько всего, – он потряс списком перед носом смотрителя. – А ещё этот господин отказывался вести меня сюда, а потом и сбежал, закрылся в доме и холопам велел говорить, что его нет дома. А жена его бранилась на нас из окна.
Волков повернулся к мошеннику. Но смотритель опять ничего не ответил, лишь вздохнул и набожно перекрестился, наверное, надеялся, по глупости своей, отмолчаться. Но отмолчаться у него не получилось бы, всё дело было в том, что генерал понимал: герцогом на него возложены очень большие надежды, которые он должен был оправдать во что бы то ни стало. Требования сеньора к нему были очень высоки, а значит, никаких пренебрежений в этом предприятии он допускать не собирался. Барон пошёл вдоль длинного и холодного, плохо освещённого помещения, которое почти под потолок было завалено мешками с чем-то сыпучим, огромными тюками вонючей, ещё не обработанной овечьей шерсти, бочками с дёгтем, с уксусом, с капустой. Дорфус и Хенрик шли рядом и несли лампы. Тут было темновато, так как окна в бараках были малы, а день был по-январски хмур.
Крепкое и большое каменное здание было до потолка завалено кучей всяких нужных и дорогих товаров. Волков даже представить не мог, сколько всё это стоит. Он остановился у кучи крепко связанных хомутов. Хороших хомутов. Генерал не сомневался, что сложенное в бараке стоит десяток тысяч талеров. А может, и больше. Он обернулся к смотрителю:
– Полагаю, раз это имущество хранится тут, значит и принадлежит всё это гербу Его Высочества?
Тут уже господин Хельмут Вайзингер не выдержал и, подбежав к барону, молитвенно сложил руки и произнёс тоненько:
– Господин генерал, умоляю. То