Водяра - Артур Таболов

- Как он называется?

- Никак. Можете назвать его сами.

- Вы хотите сказать…

- Ну да, я его купил.

- Остров?!

- Чему вы удивляетесь? Сейчас все можно купить. Островов большой выбор: в Канаде, в Хорватии, даже в Эстонии на Балтике. Но я остановился на Канарах - из-за климата.

Лариса все еще не могла поверить.

- Купили остров… Господи Боже мой! За сколько?

- Не очень дорого. За двести сорок тысяч.

- Долларов?! - ахнула она.

- Евро.

- Алихан, вы сошли с ума. Но мне нравятся мужчины, которые так сходят с ума. Что ж, полетели на необитаемый остров!..

Мулаты уже попрыгали в салон, пилот махал рукой из кабины. Вертолет поднял пыль, накренился и потянул над бескрайним пространством воды в серебряной ряби волн.

Через час он завис над клочком суши, с виду неотличимой от рассыпанных в океане островков. С трех сторон были скалы, в центре густая темная зелень, с юга лагуна и полоска белого песка. Волны гасли в невидимых рифах, докатывались до берега медленно, лениво.

- Ой, я не взяла купальник! - вдруг спохватилась Лариса.

Алихан усмехнулся:

- Он вам не понадобится.

Вертолет приземлился на краю пляжа, мулаты сноровисто разбили палатки, одну большую, другую поменьше, перетащили в них груз. Алихан объяснил:

- Здесь продукты и вода, с запасом на две недели. Через восемь дней я прилечу. Если что-то случится - вот мобильник, звоните.

- Погодите, - растерялась Лариса. - А вы куда?

- Но ведь вы хотели оказаться на необитаемом острове, и чтобы ни одного козла поблизости. Так мне сказал мой сотрудник. Я неправильно его понял? Или он неправильно понял вас?

- Правильно. Но… Ладно, оставайтесь. Одного козла я как-нибудь вытерплю…

В первый день она до глубокой ночи бродила по кромке прибоя, сидела на валуне, хранящем дневное тепло. Алихан лежал на спальнике в палатке, рассеянно прислушиваясь к мерному шуму волн, к птичьей возне в окружающих пляж зарослях. Было полнолуние, тянул легкий бриз. В проеме палатки возникла словно бы бестелесная фигура с золотом волос на белых плечах. Как тень. Как сгусток лунного света.

- Не спишь? - окликнула Лариса и жалобно попросила: - Согрей меня, я замерзла…

Через две недели они вернулись в Москву, а еще полгода спустя поздно ночью в спальне Тимура Русланова раздался телефонный звонок.

- Тимур? - спросил незнакомый голос. - Это звонит пресс-секретарь вашего друга Алихана Хаджаева. Меня зовут Георгий. Не могли бы вы срочно прилететь в Москву?

- Как срочно?

- Завтра.

- Что случилось?

- Не знаю. С Алиханом творится что-то неладное…

Алихан Хаджаев относился к тому типу мужчин, для которых понятие "любовь" не наполнено никаким содержанием. Женщины могли возбудить в нем страсть, желание обладать ими, но дальше этого дело не шло. Привязанность к жене, хранительнице семейного очага, уважение к матери своих детей, благодарность за близость - да, это он понимал. А что такое любовь? Какой морок заставляет людей совершать безумные поступки, несовместимые со здравым смыслом и даже с инстинктом самосохранения? Стреляются, травятся, бросаются в реки с мостов. Молодые женщины - понятно, они не знают, чего хотят, им всегда мало того, что есть. Но мужчины? Ладно бы безбашенные юнцы, ладно бы поэты, профессия у них такая - токовать о любви. Но и вполне зрелые, крепко стоящие на земле люди вдруг сходят с ума, будто подхватив носящуюся в воздухе заразу. Нет препятствий, которые могли бы остановить африканского слона, бегущего к водопою. Так и человека, обуянного безумием любви, ничто не останавливает - ни поломанные судьбы близких людей, ни предательство партнеров, ни крах собственной карьеры.

Любовь, любовь!

Не понимал Алихан таких людей. И не хотел понимать. У него был характер горца, а для мужчины-горца женщина всегда на втором месте. Позволительно потакать ее прихотям, но подчинять ей всего себя - нет, это недостойно настоящего мужчины.

Две недели, проведенные с Ларисой на необитаемом острове, словно бы приоткрыли у Алихана дверцу в ту часть души, о существовании которой он даже не подозревал. Никогда у него не было такой страстной и умелой любовницы. Он поражался собственной ненасытности, а еще больше тому, что ни разу не испытал желания остаться одному, как всегда бывало после близости с другими женщинами. Он пил ее, как утреннюю росу с цветка, и не уставал любоваться самим цветком, бесхитростным и прелестным, как полевая незабудка. Ни разу в жизни он не испытывал такого погружения в женщину, слияния с ее душой и телом. Это было безумие, он понимал, что это безумие, и был счастлив, что способен это безумие испытать, поддаться ему. И особенно волновала мысль, что и в Москве, а не только в этом Эдеме с голубой лагуной и низкой луной над белой полоской песка, она будет принадлежать ему - вся, до последней клеточки тела, до самых глубин души.

Вернувшись в Москву, Лариса ушла от Сухова и переехала в квартиру на Сретенке, которую ей купил Алихан. Сухов ее ухода словно и не заметил. Вышел из мастерской в халате, перемазанном краской, с кистями в руках, молча посмотрел, набычившись, как она собирает вещи, спросил у Гоши:

- Поможешь?

Получив утвердительный ответ, кивнул:

- Ну, с Богом. Будь, старуха!

И вернулся к мольберту.

Теперь Гоша привозил ей билеты на концерты и вечера, а она решала, куда пойти. Алихан продолжал усваивать культурную программу с добросовестностью делового человека, который всегда выполняет все, что наметил. Но заметно было, что он тяготится длинными мероприятиями, даже норовит уйти в антракте, чтобы поскорей остаться наедине с Ларисой. Видать, что-то не очень у них получалось, на другой день Алихан был хмур, раздражался по пустякам. Он стал меньше заниматься делами, больше пить, при этом не пьянел, а как бы наливался тяжелой мрачностью и энергией, требующей выхода. А однажды Гоша заметил на стеклянной полочке в ванной следы белого порошка.

Кокс. Вот откуда раздражительность, перепады настроения.

Гоше это не понравилось. Сам он сторонился наркотиков. Иногда мог выкурить косячок, но не более того. Успел насмотреться, что делает с людьми эта зараза. И чем ярче, талантливее был человек, тем быстрее он переходил от травки к "колесам", а там уж недалеко до "марочек" с ЛСД и "герыча". Странной этой закономерности Гоша нашел объяснение. Это сколько же нужно работать музыканту, художнику или поэту, чтобы добиться признания - годы. А так получаешь все сразу, без всяких трудов - ощущение славы, уверенность в собственной гениальности. Правда, о твоей славе и гениальности знают очень немногие, чаще всего один ты и знаешь, но какая разница? Сознание свершенности уже само себе есть свершенность. Наркота делает реальностью будущее, и после этого к будущему уже не нужно стремиться. Зачем? Оно уже есть, сегодня, сейчас, с приходом от марочки или дозы.