Неповторимое. Том 3 - Валентин Иванович Варенников

сознание вбивают ложь. Ложь – от начала до конца. Единственно, что прозвучало там правдиво, так это текст шифротелеграмм, которые мною направлялись из Киева в Москву в адрес Государственного комитета по чрезвычайному положению. Нет смысла комментировать сей «труд», но то, что он сыграл большую роль в судьбах Степанкова и Лисова, – это факт: и в финансово-материальном отношении, и в плане повышения личной популярности (кому были прежде известны эти фамилии?), и в навязывании обществу утверждения о совершенном ГКЧП преступлении. К сожалению, многие поверили в «заговор с целью захвата власти».

Военная коллегия Верховного суда РСФСР от 18 мая 1993 года в результате протеста подсудимых по делу ГКЧП определила «обратить внимание Верховного Совета Российской Федерации на грубые нарушения закона, допущенные Генеральным прокурором Российской Федерации Степанковым В.Г. и заместителем Генерального прокурора Российской Федерации Лисовым Е.К., и предложить рассмотреть вопрос о реальном обеспечении независимости государственных обвинителей по данному уголовному делу.

Судебное разбирательство дела продолжить после получения ответа на это определение».

Такова дословная цитата из определения, подписанного председательствующим А. Уколовым и народными заседателями Ю. Зайцевым и П. Соколовым.

Вокруг привлеченных по делу ГКЧП лиц сложилась парадоксальная ситуация – два непримиримых, патологически ненавидящих друг друга врага вдруг объединились в оценке ГКЧП. Что же произошло? Да ничего особенного: ни Ельцин, ни Горбачев не изменили своих принципиальных взглядов. Только каждый из них в расправе над гэкачепистами преследовал свои цели. Горбачев хотел закрепиться в своем положении союзного президента и реализовать план создания усеченного Советского Союза, состоявшего из пяти-шести республик. Ельцин же, прикидываясь спасителем Горбачева, хотел продемонстрировать свою приверженность к Конституции, демократии и своими действиями завоевать у наших соотечественников максимальные симпатии для того, чтобы потом вообще избавиться от Союзного центра и Горбачева, чтобы между небом и президентом России никого не было. Как позже (когда уже развалили Советский Союз) заявлял Кравчук: «Какое это приятное чувство, когда утром просыпаешься и знаешь, что между тобой и Богом никого нет». Для раскольников типа Ельцина, Кравчука и Шушкевича ничего святого не было, даже если речь шла о народе. Для отвода глаз они говорили о необходимости заботы и внимания к народу, что они являются слугами народа и т. д. На самом же деле думали только о себе и своих ближних – это хорошо подтвердило время.

Обо всем этом я много размышлял в тюрьме. Вновь и вновь переживая и анализируя все случившееся с нашей страной, я мучительно искал ответ на вопрос: кто в этом виноват?

В тюрьме я встретил много праздников: в 1991 году – 7 Ноября, свой день рождения, Новый год; в 1992 году – 23 февраля, 8 Марта, 1 Мая. Приближался День Победы. Из дома мне передали подарочную посылку. Жена Ольга Тихоновна навестила. Мы друг друга поздравили с этим великим праздником. Она принесла мне приветы от верных друзей, в том числе от моего однополчанина Героя Советского Союза Ивана Николаевича Поцелуева. Посидели, повспоминали, повздыхали и расстались. А затем вдруг меня вызвали к начальнику тюрьмы полковнику Панчуку Валерию Никодимовичу.

Как все-таки много значит честность и порядочность, внимание к человеку и не формальное, а очень ответственное выполнение своего служебного долга. До В. Панчука был другой начальник тюрьмы (или изолятора). Полковник. Отвратительный тип. Несмотря на то что я и устно, и письменно многократно просил его подойти в камеру для беседы или вызвать меня к себе (у меня было много вопросов), он не только не появился, но даже не изволил ответить. А ведь я же ветеран войны, генерал армии, пожилой человек.

Этот полковник не появился, но по его окружению, особенно дежурным по этажу офицерам можно было наглядно представить этого типа. Наглые, хамоватые, шмоны устраивали, выворачивая все наизнанку, причем в отсутствие обвиняемых, что запрещалось. Личный обыск проводили омерзительно. Питание было на уровне помоев.

С приходом В. Панчука обстановка медленно, но уверенно стала меняться к лучшему. Он не ждал, когда его кто-то вызовет, а систематически, как минимум раз в неделю приходил в камеру и спрашивал, какие есть вопросы, что волнует. Сам в порядке информации многое рассказывал, разумеется, в рамках своих обязанностей, просвещал нас. Кстати, именно он дал мне книгу Афанасьева «Как выжить в советской тюрьме». Наладил обеспечение нас газетами и почтой. Решительно улучшилось питание. Но самое главное – надсмотрщики и вообще вся тюремная команда приобрели человеческое лицо. Что же касается охранников, а их обязанности выполняли омоновцы с Волги, Урала и других районов, то они к нам всегда относились нормально и даже с сочувствием.

В этот раз вызов к начальнику тюрьмы оказался неожиданным. И, перейдя в административное здание, я вдруг в коридоре столкнулся с Дмитрием Тимофеевичем Язовым и Александром Ивановичем Тизяковым. Мы тепло обнялись. Даже не верилось, что такая встреча могла состояться. Но каково было мое изумление, когда я увидел в кабинете В. Панчука накрытый стол. Кроме самого Валерия Никодимовича, здесь находились депутат Верховного Совета РСФСР Аслаханов и генпрокурор Степанков.

Оказалось, что это торжество было организовано по инициативе Аслаханова. О благородстве этого человека говорят многие факты, в том числе и то, что, когда я находился в Матросской Тишине, он поддерживал со мной официальную переписку по некоторым вопросам.

Когда мы вошли в кабинет начальника тюрьмы, первым нас приветствовал именно Аслаханов, его поддержал Панчук. Степанков помалкивал. Аслаханов сказал, что по его настоянию было разрешено провести эту праздничную встречу, чтобы поздравить с великим праздником обвиняемых, являющихся участниками Великой Отечественной войны. Да, такого мы не ожидали. Все выглядело по-человечески, по-доброму. Встреча длилась часа полтора. Были речи, тосты. Была, конечно, и обида: неужели хотя бы на День Победы нельзя было отпустить ветеранов домой, к семье?

Да и вообще можно было всем изменить меру пресечения. Все зависело от Степанкова – как он преподнесет этот вопрос Ельцину. Но Генеральная прокуратура, объявившая на весь свет лживое обвинение в измене Родине с целью захвата власти, уже не могла идти на попятную. Изменить меру пресечения на подписку о невыезде и освободить всех подозреваемых из-под ареста. А что скажет президент? Так он разнесет всю прокуратуру. А что подумает общественность? Так она скажет: коли выпустили, никакой угрозы гэкачеписты не представляют. Но такой поворот дела нежелателен. Ведь книга «Кремлевский заговор» уже с обложки, на которой было изображено рыло людоеда с клыками, в бешеном оскале, внушала обывателю, что подсудимые по делу ГКЧП очень опасны, выпускать их нельзя.

Прошло около года, и я пришел к выводу, что мне надо менять адвоката. Болеет. Сообщил семье, чтобы подыскивали