На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

– Разведка?! – то ли спросил, то ли подтвердил он при первом знакомстве. В его голосе звучали уважительные нотки. Разведчиков уважали на всех фронтах, зная их заслуги в успехах армии.

В роту приходили газеты. В них писали о развитии культуры в переломный момент войны, о массовом восстановлении сети культурно-просветительских учреждений, театров, о развитии народного творчества, о высоком потенциале советской науки, которая ярко проявила себя в годы войны. Комплектовались библиотеки, музеи развернули свои экспозиции. На страницах газеты «Правда» публиковались отрывки из книги М. Шолохова «Они сражались за Родину», очерк А.Фадеева «Бессмертие» о мужественной борьбе и гибели молодых краснодонцев.

Бойцам приятно было читать об успехах родной страны и родного народа. Они здесь воюют, делают свое ратное дело, освобождают город за городом, а люди пусть поют, читают книги, смотрят фильмы за себя и за них, за тех, кто ценою своей жизни дает им эту возможность.

На подступах к центральным районам Донбасса командование вермахта создало мощную оборону. Передний край главной полосы проходил по рекам Северскому Донцу и Миусу. В глубине оборонительной линии были созданы рубежи на реках Крынка, Кальмиус, Самара. Сильнее всего был укреплен рубеж на реке Миус. Во многих городах и поселках и на командных высотах оборудовались узлы обороны и опорные пункты.

Наступление фронтов в направлении Донбасса было неодновременным. Юго-Западный фронт, владевший плацдармом на западном берегу реки Северский Донец, первым пошел в наступление. Причем атаковало противника правое крыло, которое должно было оказать поддержку Степному фронту, воюющему в Харьковском направлении. А через три дня началось наступление ударной группировки центральной части фронта. В наступление включился также Южный фронт. Бои приняли крайне напряженный характер. Противник упорно сопротивлялся наступлению советских войск.

Понимая, что решительный шаг к победе уже сделан и солдаты, и военачальники чувствовали себя более уверенно. Уверенность сквозила во всем: в военных действиях, в принятии тех или других решений. И те, и другие все лучше и лучше овладевали искусством маневренных наступательных операций. Позади остались судьбоносные битвы и форсирование укрепленных рубежей на реках Северский Донец, Миус, Крынка, Кальмиус и Волчья. 4-м Украинским фронтом, который освободил Донбасс от немецко-фашистских захватчиков, а осенью взломал германскую оборону на реке Молочной руководил Толбухин. Овладев Мелитополем, войска отрезали Крым от других оккупированных немцами территорий. Но это было позже.

* * *

В войсках ПВО, где служила Соня Кирилюк, все были ознакомлены с содержанием приказа № 227. Никто не мог сослаться на собственное неведение. Об этом позаботились в первую очередь политотделы. Уже на следующий день после выхода приказа начальник ГлавПУ Красной Армии генерал-лейтенант А.С.Щербаков обязал начальников политуправлений фронтов, военных округов, начальников политотделов армий лично проследить за тем, чтобы с приказом были ознакомлены все от рядового до генерала. Все политические органы обязаны были дважды в день информировать ГлавПУ о принятых мерах по разъяснению и выполнению приказа. В директиве, изданной начальником Главного политуправления подчеркивалось: «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы приказа товарища Сталина».[23]

Москвой ежедневно проверялось практическое выполнение приказа № 227. Все политорганы должны были дважды в день отправлять информацию в ГлавПУ о проведенных мероприятиях и выполнении приказа. Уже 15 августа А.С. Щербаков направил военным советам и начальникам политуправлений фронтов, округов и армий новую директиву. В ней делалось ударение на том, что не всеми правильно понят приказ, а вернее его политическое значение, и подчеркивал: «приказ товарища Сталина является основным военно-политическим документом, определяющим боевые задачи всей Красной Армии и содержание партийно-политической работы на ближайший период войны».[24]

Но никто из однополчанок Сони, даже мысли не допускал, что придется на себе испытать действие этого приказа. Ей пришлось. Раздавленной, униженной, обескураженной вышла она из зала, где заседал трибунал. «Почему? Я же ничего не сделала предосудительного: не нарушала устава, никого не придавала» – стучало в висках. Эта мысль и подобные ей прыгали в затуманенном сознании, точно так, как прыгала видавшая виды полуторка, увозившая ее в сопровождении двух вооруженных солдат конвоя, в неизвестное жуткое будущее. Она вспоминала вопросы и свои ответы. Жутко было оттого, что ее ответы принимали совершенно другой смысл в их понимании. Получалась, что она могла быть завербованной немцами, только потому, что лечилась в немецком госпитале. Подтверждались слова Иоганна, а ведь она ему не верила. Хорошо, что она не сказала, что санитар, подобравший ее, оказался ее отцом. «Нет, возражала она, – я никого не видела в госпитале, и со мной никто не разговаривал на эту тему!» А ей возражали: «Как так? В госпиталях русских солдат допрашивают…» Пришлось врать, что сбежала, когда пришла в сознание. Но врать она не умела с детства. Смущалась. Краснела. В, конце концов, вынесли решение, в котором говорилось о том, что доказать свою преданность Родине она должна будет на поле боя, смыв свою вину кровью. Рядовую Кирилюк направили в роту переменного состава и определили помощницей пулеметчика. По тому, как хлопотал вокруг орудия командир расчета, она поняла, что у него нет большого опыта, хотя теорию он вроде бы знал. Ей так хотелось заняться привычной для нее работой, но приказ есть приказ, и она старательно выполняла работу второго номера.

Бои в Донбассе шли упорные и ожесточенные. За долгие месяцы обороны враг возвел сильную оборонительную линию. Степи и разбросанные по ним высоты и высотки, были опоясаны многочисленной сетью хорошо оборудованных и укрепленных дзотов, минными полями и проволочными заграждениями в пять, а то и шесть рядов. На одном километре передовой линии, в среднем у противника было 12 станковых пулеметов и до 36 ручных. Все это делало, господствующие над степью высоты и высотки, непреступными. Но наша артиллерия, накрыв их слаженными залпами, смешивала все. Взметались разрывы, всплескивались яркие языки пламени, поднимались столбы земли и дыма. Костя видел, как немцы пытались укрыться за тыльными скатами высот, прятались в блиндажи и землянки. Но сосредоточенный огонь артиллерии накрывал их, сжигал в своем немилосердном огне, огне отмщения. «Горите, горите, гады, – приговаривал Костя, посылая снаряд и перефразируя слова песни, – за слезы наших матерей – огонь вам мести батарей! Вперед! За Сталина! Вперед! Вперед!» На воздух поднимались накаты немецких дзотов, пулеметные гнезда. Это он вторил командиру соседнего расчета Соне Кирилюк. Она тоже посылала снаряды под припев «Марша артиллеристов». «Славная девчонка, – думает Костя, – такая маленькая, худенькая, а воюет за двоих». Не только Костя, многие мужики в роте восхищались ее смелостью, находчивостью и профессионализмом. Услышав своим тонким слухом, что Костя тоже поет, Соня улыбнулась ему. В первых же боях по прибытии Кости в их роту, она приметила его. Ей все больше и больше нравился этот морячок, так называла она его, потому что он ходил все время в тельняшке. Она еще не знала, что он действительно моряк и служил в морской артиллерии. Ей нравился его волевой рот, широкие скулы, придающие лицу твердость, ясный открытый взгляд. Она ловила себя на том, что никогда так пристально не рассматривала ни одно мужское лицо. И, главное, что ей это нравилось, и она использовала каждую возможность бросить на него взгляд. Иногда их взгляды встречались, и ей казалось, что он смущается. А, вот, как ни странно, она совсем не смущалась. «Неужели это любовь?» – спрашивала она себя, и что-то блаженно теплое разливалось у нее внутри. Но не только с любовью она встретилась здесь впервые. Здесь она впервые познавала законы армейских отношений. В полку ПВО, где они все были подружки, пришедшие с одних курсов, было немного по-другому. В полевой армии надо было соблюдать особые правила. И первое из них: в бою поддержать товарища огнем, когда он делает перебежку. Если этого не сделаешь, заедят. Второе: независимо от симпатий и антипатий – относиться ко всем с уважением. Третье: если кто-то не мог под огнем противника оторваться от земли, поднимали его сами.