Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - Николай Манвелов

Уходя в дальнее плавание, моряки делали запасы различных видов продовольствия. На палубах делались загородки и клетки для «живых консервов» — скота и птицы, для которых завозили сено и корм. Впрочем, главное в этой ситуации было не попасть в шторм — палубная живность во время бури обычно быстро дохла от нервного потрясения. Бывало и хуже — вырвавшийся бык мог наделать немало бед. В связи с этим при каждой угрозе шторма корабельные плотники и боцманская команда тщательнейшим образом поверяла крепость клеток и прочность канатов.

Случалось, что к животным на борту привыкали настолько, что и офицеры, и команда отказывались пускать их под ножи коков. Так, на клипере «Наездник» «оставались еще теленок, два черных поросенка и две газели, но эти милые звери, живя все время с командою, так сдружились с нами и выдрессировались, что жалко было их убивать, и офицеры решили оставить их жить для развлечения команды». Из других припасов, помимо солонины и консервов, на борту числился рис, горох, сухари, шампанское да кранное вино, а также «несколько кур и гусей, но они так отощали, что жаркое из них было жестко и безвкусно».

К «настоящим» консервам на кораблях отношение было двойственное. Чаще всего офицеры и матросы относились к ним с опаской, причем «их благородия» обычно величали данный вид провизии не иначе как «мощами покойного бригадира, геройски павшего от почечуйной болезни». Почечуем, напомним, в те времена часто называли геморрой.

Другим популярным названием было «корнет–биф» (т. е. «говядина из корнета»). Оригинальное название данного блюда звучало как «корн–биф»[254].

Возможно, причина была в том, что красивое название консервированного блюда далеко не всегда соответствовало тому, что обнаруживалось внутри. Вот и летели за борт «фрикасе» и прочие кулинарные изыски. Как утверждали офицеры, они представляли собой «буквально резину, приправленную всевозможными острыми соусами».

В случае же невозможности хранения больших запасов продовольствия и консервы шли неплохо. Вот как обстояло дело в кругосветном плавании на броненосце береговой обороны «Адмирал Ушаков» (рассказывает старший артиллерийский офицер корабля Николай Николаевич Дмитриев):

«У нас нельзя было, как на хорошо обставленных судах второй эскадры[255], брать большие запасы свежей провизии, а приходилось кормиться почти исключительно консервами. Но надо отдать полную справедливость современным консервам, что они не оставляют желать ничего лучшего. Когда, например, посреди океана приходилось нам есть рябчиков в сметане да еще с брусничным вареньем. Что же касается нашей команды, то она так пристрастилась к консервированным щам с кашей, что, когда во время погрузок угля удавалось достать с транспорта быка и сварить щи со свежим мясом, матросы ели их с меньшим удовольствием, чем консервы. Вообще за два месяца плавания на стол, кроме неизбежного однообразия, пожаловаться было нельзя».

Щи с кашей — название русских консервов, которые многие содержатели кают–компаний старались запасти перед длительным переходом за границу. Каждый, даже самый что ни на есть неопытный содержатель твердо знал — этот продукт в запаянных банках никогда не подведет.

Рассказывают, что лет 30 назад участники некоей полярной экспедиции случайно нашли склад, где в числе других запасов были и данные консервы. Несмотря на строжайший запрет экспедиционного начальства притрагиваться к банкам — мало ли что могло случиться с их содержимым за последние несколько десятков лет — нашелся смельчак, который вскрыл емкость и попробовал. Результат превзошел все ожидания — «Щи с кашей» снова подтвердили высочайшее качество выделки.

Помимо продовольствия в плавании следовало всегда помнить о бережном расходовании пресной воды. Так, до появления опреснителей в дальних переходах происходило постепенное сокращение питьевой порции — вплоть до одной кружки в день. За сверхнормативное расходование сурово наказывали.

Впрочем, на рубеже XIX и XX вв. уже практически все боевые 1–го и 2–го ранга корабли располагали опреснителями — например, на бронепалубном крейсере 1–го ранга «Аврора» было установлено два опреснителя системы Роберта Круга[256], способные дать кораблю до 60 т пресной воды в сутки. Естественно, дать гарантию их бесперебойной работы не мог никто. Поэтому чай с солоноватой водой не был чем–то из ряда вон выходящим.

Но даже полностью исправный опреснитель давал не слишком хорошую воду. Очень часто она была слегка ржавого цвета и имела ярко выраженный «машинный» привкус (некоторые даже находили, что вода отдает нафталином). Впрочем, на это обычно не обращали внимания.

Особую проблему в дальнем плавании представляло снабжение корабля и его команды свежей пресной водой. Особенно если пополнить цистерны надо было вдали от крупных портов.

Чаще всего ее брали в не очень заиленных реках, для чего тщательно вычищали корабельные шлюпки, которые потом заполняли живительной влагой по самые борта изнутри. После этого команда раздевалась, привязывала обмундирование к надводным частям плавсредства и вела шлюпки к кораблю. Команда шлюпки — во главе с офицером — при этом голая сидела на веслах и на руле.

Изредка бралась и вторая шлюпка, которая буксировала «танкер».

Иногда удавалось добыть воду в береговых колодцах, которые в этом случае вычерпывались буквально до дна (или, как говорили в те времена, «до лягушек»). Чтобы получить возможность добыть свежую колодезную воду, обычно шли на «военно–морскую хитрость». Из числа офицеров выбирался наиболее неиспорченный и благовоспитанный мичман, который ехал делать предложение девице из семьи, располагавшей криницей.

Затем, как бы невзначай, заводился разговор о воде. Отказать будущему родственнику было невозможно, и корабль наливался водой до самых горловин цистерн. А наутро становилось известно, что судно должно срочно выйти в море…

К концу XIX в. ситуация изменилась — появились специальные суда–водолеи. Это были небольшие танкера, которые перевозили не нефть и нефтепродукты, а питьевую воду. Первые такие суда для Балтийского флота были построены в начале 1880–х гг.

Прием пресной воды превращался в целое событие. На бронепалубный крейсер 2–го ранга «Изумруд» принимают живительную влагу со вспомогательного крейсера «Днепр». Рассказывает судовой врач «Авроры» Владимир Семенович Кравченко:

«У нас опять горе: нет пресной воды. Уже два котла за недостатком ее выведены. Мы на середине Красного моря. Вторые сутки сигналим, умоляем «Олега» сжалиться и дать нам воды. Куда она исчезает — неизвестно. Запаса должно хватать на шесть дней, а мы вот уже на третьи сутки караул кричим. Старший механик[257] ходит мрачнее тучи. Наконец над нами сжалились и устроили остановку в море; стоим, конечно, не на якоре — глубина здесь ни много ни мало — 400 сажень[258].