Дама номер 13 - Хосе Карлос Сомоса

13

Обернулся к самой двери с табличкой «E1». Значит, именно это и есть комната номер тринадцать.

Как раз в этот миг дверь начала открываться с тем же таинственным беззвучием, как и дверь архива в подвале.

Рульфо легонько толкнул ее и заглянул в темноту. Луч фонарика высветил диван, стену с висящими на ней дипломами, общую фотографию университетского выпуска, письменный стол, два стоящих друг против друга стула. На секунду он замер на пороге. Что-то говорило ему, что нужно остановиться, что лучше не входить. (Оставь надежду.) Он понятия не имел, что это было, возможно тот же самый страх, который заставил его медлить перед аквариумом в доме Лидии или перед воротами заброшенного склада. (Оставь надежду.)

Но это чувство прошло. Он медленно набрал в грудь воздуха, вошел и повернулся к тому углу, который до тех пор находился вне поля его зрения, оставаясь за дверью. Он направил туда луч света, и то, что он увидел, заставило его вскрикнуть.

Сидя на стуле, спиной к нему, ждал человек.

Пациент из комнаты номер тринадцать.

Бальестерос вновь взглянул на часы. Почти половина первого. «Центр Мондрагон» закрылся более четырех часов назад. Сколько времени могло понадобиться Рульфо, чтобы осмотреть его?

«С ним что-то случилось».

Он ощутил тревогу. Взглянул на комод в спальне, на котором выросли новые стопки тщательно отобранных книг. Девушка продолжала рыться на антресолях.

«С ним что-то случилось, точно. Его застукали. Может, лучше мне туда подъехать, хотя бы только для того…»

– А кто это такая? – внезапно спросила она. – Тут у него целая коллекция.

Она показывала доктору вставленную в рамку фотографию, на которой Рульфо стоит в обнимку с темноволосой девушкой, очень привлекательной, с загадочными зелеными глазами.

Бальестерос никогда ее не видел, но сразу же догадался, о ком идет речь:

– Должно быть, это его девушка… Вернее, та, что умерла, Беатрис Даггер. Саломон ничего тебе о ней не говорил?..

Девушка отрицательно покачала головой. Она доставала одну фотографию за другой.

– Мне он рассказал. Очень печальная история. Насколько я помню, они были вместе всего два года и, кажется, очень любили друг друга. А потом с ней случился несчастный случай, очень нелепый, и все закончилось.

Ракель положила обратно бо`льшую часть фотографий, но оставила у себя одну – ту, на которой было только лицо девушки. Она держала фото обеими руками и внимательно, с нескрываемым интересом его разглядывала.

Фонарь дрожащим лучом освещал затылок человека. Это был молодой и крепкий мужчина, с широкими плечами и довольно длинными черными волосами. Что-то в его облике, даже со спины, казалось Рульфо знакомым, как будто он встречал его раньше. Но единственное, в чем он был твердо уверен, так это в том, что человек этот – именно тот тип, разговор с которым и есть цель его прихода.

Самым странным было то, что человек, по всей видимости, не догадывался о его приходе. Он продолжал все так же неподвижно сидеть в темноте. Рульфо шагнул вперед и обтер рукавом пересохшие губы:

– Послушайте, вам нечего бояться… Я только хочу поговорить с…

И тогда человек повернулся к нему.

Бальестерос осекся, заметив выражение ее лица.

– Что случилось?.. Что с тобой?..

Она глядела на портрет, хмуря брови, словно что-то в том, что она видела, сбивало ее с толку; затем на ее лицо вернулось обычное выражение безразличия, она отрицательно покачала головой, но мгновением позже вновь проявился тот же внезапный интерес.

– Ты знаешь ее? – спросил Бальестерос.

Завыла тревожная сигнализация – обезумев, поглотив звук бьющегося стекла. Кто-то только что взломал двери психологического центра, но не для того, чтобы туда проникнуть, а чтобы оттуда выйти. Взломщик со всех ног бросился прочь в рассветной тишине, но, если б нашелся свидетель этого происшествия, он выразил бы сомнение в том, что бегущий человек – грабитель. Дело в том, что при нем не было никакой сумки с вынесенными ценностями или деньгами. И еще: на его лице читалось не страстное желание грабителя не быть пойманным, а абсолютный ужас того, кто знает, что уже пойман, куда бы он ни направился и как бы быстро ни бежал.

Пойман.

Навсегда.

– Нет, я не знаю ее… Мне всего лишь показалось, что… – Она тряхнула головой. – Нет, это ерун…

В эту секунду распахнулась дверь спальни.

Они не слышали, как он пришел, и оба вздрогнули. Фото в рамочке, которое было у нее в руках, выскользнуло и, на долю секунды отразив свет лампы, ударилось об пол,

и стекло

треснуло

по диагонали.

Безобразная трещина пробежала по улыбающемуся прекрасному лицу Беатрис Даггер.

Довольно долго никто не произносил ни слова. Рульфо закрыл лицо обеими руками, и его не тревожили. Но молчание сделалось еще более глубоким, когда он поднял глаза и они смогли взглянуть ему в лицо.

– Лидия Гаретти посещала эту клинику и оставила для меня филактерию… Она была под рамкой университетской выпускной фотографии… Стих Вергилия: «Hic locus est partes ubi se via findit in ambas» – «В этом месте дорога расходится на две…» Стих навел на меня сон, в котором я видел клинику, открыл мне ее двери и вызвал галлюцинацию: я увидел мужчину, сидящего в той самой комнате. Это был я. И тогда я понял все.

Бальестеросу подумалось, что в тот день, когда умерла его жена, у него самого был точно такой же взгляд, который сейчас он заметил у Рульфо.

– Но зачем нужно было давать понять тебе это именно так, таким сложным и запутанным способом? – поинтересовался он.

Ракель впервые вступила в разговор:

– Он и есть вместилище. Необходимо было поставить его перед самим собой, чтобы он сам все понял.

– А зачем надо было выбирать именно это место? Почему психологический центр? Почему не какое-нибудь другое место?

– Беатрис была психологом. – Голос Рульфо звучал однотонно, как будто говорил мертвец. – Она родилась в Германии, а училась в Мадриде… И ее фотография тоже была там, на фото университетского выпуска.

Он предполагал, что Раушен как-то об этом догадывался, поэтому и следил за ней из Германии. Возможно, кто она, он в точности не знал, но ему было известно, что учится она где-то в Испании. Он почти улыбнулся этой дьявольской иронии: дама, которую искали Раушен, Сесар и он, оказалась Беатрис, а ее вместилищем – он сам.

– Ты не должен себя винить, – сказала девушка. – Безымянная дама выбрала тебя и проникла при помощи стихов в тело этой девушки. Она была в ее глазах: это то, что и привлекло мое внимание в ее портретах… Она манипулировала ею, сделала так, что ты с ней встретился, влюбился в нее, а потом убрала ее с дороги и проникла внутрь твоего мозга, воспользовавшись вашей с ней любовью… Превосходное убежище: ты носишь ее в себе, даже не подозревая об этом. Любовь – это как раз то чувство, которое они используют, чтобы вдохновлять поэтов, но дама номер тринадцать пользовалась им, чтобы залезать в того, кого она выбрала. Через какое-то время она покинула бы тебя, чтобы найти себе другое вместилище.