2666 - Роберто Боланьо

окликнул чувак из спортивного отдела и предложил выпить пива. Пока они сидели за стойкой и ждали, чувак сказал, что этим утром в пригороде Чикаго умер заведующий подотделом бокса. На самом деле «подотдел бокса» был эвфемизмом, подразумевающим единственного покойного журналиста.

— И как он умер? — спросил Фейт.

— Негры чикагские зарезали, — сказал чувак.

Официант поставил на стойку блюдо с гамбургером. Фейт опорожнил бутылку пива, похлопал чувака по плечу и сказал, что ему пора идти. Дойдя до стеклянных дверей, развернулся и оглядел полный народу ресторан и спину чувака из спортивного отдела и людей, которые сидели парами и говорили или ели, глядя друг другу в глаза, и трех официантов, что постоянно носились по залу. Потом открыл дверь, вышел на улицу и снова заглянул в ресторан — теперь, когда их разделяло стекло, все выглядело по-другому. Фейт развернулся и пошел прочь.

— Когда ты собираешься уезжать, Оскар? — спросил начальник его отдела.

— Завтра.

— У тебя есть все необходимое, у тебя все готово?

— Никаких проблем, — сказал Фейт. — Все готово в лучшем виде.

— Вот и молодец. Ты в курсе, что убили Джимми Лоуэлла?

— Слыхал что-то такое.

— Это в Парадайз-сити случилось, под Чикаго. Говорят, Джимми туда к одной шлюшке наведывался. К девочке моложе лет на двадцать и замужем.

— А Джимми сколько было? — спросил Фейт безо всякого интереса.

— По-моему, что-то около пятидесяти пяти, — ответил шеф. — Полиция задержала мужа шлюшки, но наш человек в Чикаго говорит, что она тоже, похоже, в дело замешана.

— А Джимми, он случайно не здоровенный такой чувак под сто кило весу? — спросил Фейт.

— Нет, Джимми вовсе не здоровенный был, и сто килограмм тоже не весил. Росту в нем было где-то метр семьдесят, а весил он килограмм восемьдесят.

— Я его с другим перепутал, — объяснил Фейт, — здоровяком, который иногда обедал с Реми Бертоном, я с ним еще время от времени в лифте встречался.

— Нет, — покачал головой шеф, — Джимми в офис обычно не приходил, все время был в разъездах, появлялся здесь раз в году… По-моему, он жил в Тампе, а может, у него вообще дома не было и он мотался между отелями и аэропортами.

Фейт принял душ, но не побрился. Прослушал сообщения на автоответчике. Оставил на столе досье Барри Симена, которое принес из офиса. Надел чистое и вышел из дома. Времени у него было в избытке, поэтому он сначала зашел в квартиру матери. Заметил, что там пахнет какой-то гнилью. Зашел в кухню, но не нашел ничего испортившегося, завязал мешок с мусором и открыл окно. Потом сел на диван и включил телевизор. На полке рядом с телевизором лежали какие-то видеокассеты. В течение нескольких секунд он колебался, смотреть их или нет, а потом вдруг решил — нет, не смотреть. Наверное, это были записи программ, которые мать глядела потом по вечерам. Надо думать о хорошем. Надо держать в уме список дел на день. У него ничего не получилось. Некоторое время он сидел совершенно неподвижно, а потом выключил телевизор, взял ключи, мешок с мусором и покинул квартиру. Прежде чем спуститься, позвонил в дверь к соседке. Никто не открыл. На улице он выбросил мусорный мешок в переполненный контейнер.

Церемония была проста и исключительно практична. Он подписал пару бумаг. Выписал еще один чек. Мистер Тремейн выразил соболезнования, следом подошел мистер Лоуренс — появился в самый последний момент, когда Фейт уже уходил с урной с пеплом матери. «Вы довольны церемонией?» — спросил мистер Лоуренс. Во время прощания Квинси снова увидел высокую девчонку-подростка — та сидела в последнем ряду. На ней были все те же джинсы и черное платье с желтыми цветочками. Квинси посмотрел на нее и хотел помахать рукой или еще как-то привлечь ее внимание, но она на него не смотрела. Остальных людей, что пришли попрощаться, он не знал, хотя в основном это были женщины, судя по всему, подруги матери. В конце церемонии две из них подошли к нему и сказали что-то непонятное, наверное, это были слова поддержки или, наоборот, какие-то претензии. До дома матери он дошел пешком. Поставил урну с пеплом на полку рядом с кассетами. Снова включил телевизор. Тухлятиной уже не пахло. В здании было тихо-тихо, словно бы в нем никого не осталось или все вышли из дома по какому-то срочному делу. Из окна он увидел нескольких подростков, которые играли и болтали (или сговаривались), но строго по очереди: минуту играли, останавливались, сбивались в кучку, говорили еще минуту и снова играли, потом снова останавливались, и все повторялось сызнова.

Он спросил себя: что за игра такая? Эти перерывы на разговоры — часть игры? Или они просто не знают правил? И решил пройтись. Через некоторое время проголодался и зашел в местный арабский (египетский или иорданский, он не знал точно) ресторанчик, и там ему принесли сэндвич с рубленым мясом ягненка. На выходе он почувствовал себя плохо. В темном проулке его вырвало ягненком, и во рту остался привкус желчи и специй. Тут он увидел чувака, который тянул за собой тележку с хот-догами. Квинси догнал его и попросил пива. Тот посмотрел на Фейта как на наркомана и сказал, что ему не разрешается продавать алкогольные напитки.

— Тогда давай то, что есть.

Чувак протянул ему бутылку кока-колы. Квинси расплатился и выпил всю кока-колу, пока человек с тележкой удалялся по слабо освещенному проспекту. А потом Квинси увидел козырек над входом в кинотеатр. И вспомнил, как, будучи подростком, проводил здесь много вечеров. Фейт решил зайти, несмотря на то что фильм, как ему сказала кассирша, уже начался.

Он просидел в кресле в течение всего одной сцены. Белого чувака задерживают трое черных полицейских. И везут его не в участок, а на аэродром. Там задержанный видит шефа полиции, который тоже негр. Чувак достаточно умен, чтобы понять: это агенты Управления по борьбе с наркотиками. Они беседуют, говоря намеками и красноречиво замолкая, и в конце концов заключают что-то типа пакта. Пока они разговаривают, чувак смотрит в окно. Там он видит посадочную полосу и самолетик «Сессна», который приземляется и катится мимо них. Из самолетика выгружают груз кокаина. Коробки открывает и вытаскивает из них упаковки тоже негр. Рядом с ним стоит другой негр, перекидывает наркотики в горящую бочку типа тех, около которых зимними вечерами греются бездомные. Но эти черные полицейские — они не нищие, они агенты УБН, они хорошо одеты, как положено правительственным чиновникам. Чувак отводит взгляд от окна и замечает шефу полиции, что все его люди — черные. У них хорошая мотивация, говорит шеф. А потом говорит: а сейчас вали отсюда. Когда чувак уходит, шеф продолжает