Роковая награда - Игорь Пресняков

Андрей пожал плечами:

– А мне Вознесенское показалось весьма приличным местом.

– А вы – довольно лояльны к крестьянству, – сухо рассмеялся Кирилл Петрович.

В гостиную вошла Полина, в китайском шелковом халате, длинном до пят.

– Ого! У нас прямо халатная компания, – бросила она и плюхнулась в свободное кресло. – Благодарю, папочка, что не оставил Андрея без внимания. Ха! Ему твой халатик впору, разве что чуточку коротковат.

Мужчины слушали ее с благодушными улыбками.

– Грозу видел? – обратилась к отцу Полина.

– Только слышал, – отозвался Кирилл Петрович. – Я работал.

– Жалко, что сам не видел, шикарная была гроза. Мы славно прогулялись, – Полина таинственно посмотрела на Андрея.

Черногоров перехватил взгляд дочери, и его левая бровь дрогнула. Рябинин краем глаза уловил это движение и в душе пожурил Полину.

– Пора пить чай, – она поднялась и взяла Андрея за руку. – Мы идем на кухню.

– Помилуй, Полиночка, дай нам хоть словечком перемолвиться! – развел руками Кирилл Петрович.

– Успеете, – отрезала Полина и потянула Рябинина из гостиной.

В дверях она остановилась:

– Ты ужинал, папочка?

– Так точно, спасибо, – Черногоров поклонился. – Грозным завтра не буду, потому как сыт, да и момент неподходящий, чтобы сердиться.

– Что так? – заинтересовалась Полина.

– Забыла? Завтра открывают доску в мою честь на стекольной фабрике. Я обязан быть, да к тому же с благостной миной.

– Ах да! – Полина всплеснула руками и пояснила Андрею. – Папочкиным именем назвали фабрику. Представляешь, какой бред? Папа, не перечь, это именно бред.

– Милая моя, инициатива исходила от коллектива. Тридцать лет назад я начинал трудовую и революционную деятельность именно на этом предприятии, – терпеливо «просветил» ее Черногоров и вздохнул.

– Согласна. И все же, зачем переименовывать фабрику, портрет в полторы сажени вешать? – пожала плечами Полина и, изобразив просящее лицо, капризным голоском проговорила. – Па-почка! Пусть и моим именем назовут какую-нибудь школу или детдом, а? Чем я хуже – я, как-никак, дочь Черногорова!

Кирилл Петрович махнул рукой и отвернулся.

– Идем, Андрей, – прыснув, скомандовала Полина.

Черногоров поглядывал на темное небо и прислушивался к голосам на кухне. Дочь спрашивала, какой чай предпочитает Андрей – индийский или китайский, с травами или без, с вареньем или бубликами.

Кирилл Петрович встал, прошел в кабинет, распахнул окно и закурил. Пахло свежестью и мокрой листвой, папиросный дым казался тяжелым и неуместным. Он отталкивал, сбивал с пути ободренных сыростью комаров. Черногоров думал о дочери. С той самой поры, как он почувствовал себя зрелым человеком, мечтал Кирилл Петрович о сыне. Представлял он наследника, разделяющего его взгляды, преемника и продолжателя отцовского дела. Черногоров проигрывал в уме продожительные беседы с сыном о секретах мужской философии, о предназначении человека в этом мире, о самоотверженной борьбе за идею. Тем не менее в холодном тюремном каземате известие о рождении Полины его порадовало – где-то билось родное сердце.

Теперь Кирилл Петрович считал себя – тогдашнего – дураком. Его дочь с каждым днем оправдывала надежды отца.

«Полина поступает, как поступил бы я, – с улыбкой думал Черногоров. – Она нападает первой, не оставляя шансов противнику. Ее ум быстр и циничен. М-да-а, попадется будущему муженьку этакая штучка!.. Похоже, у них с Рябининым складывается все серьезно. Впрочем, он – неплохая партия: крепкий, волевой малый. Как закаленный клинок… И все-таки клинку нужна не только достойная оправа, но и верная рука, им управляющая… А может, и вправду – уговорить его заняться совместным делом, вовлечь в жизнь семьи во всех, так сказать, направлениях. Хорошая идея».

Кирилл Петрович погасил окурок и направился в кухню. Оттуда доносился громкий голос Полины. Черногоров остановился послушать:

– …Не веришь? Даю честное благородное слово, что ни разу до сегодняшнего вечера не пользовалась папиной фамилией. Был только один случай. В прошлом году пошли мы с классом на экскурсию в краеведческий музей. Назначили нам явиться после второго урока, и, так как мы должны были пропустить школьный обед, заверили, что покормят детей в столовой номер четыре «Горобщепита». Когда экскурсия закончилась, давным-давно был обеденный час, и мы направились к столовой. А там ответили, что про кормежку и слыхом не слыхивали! Я терпеливо объяснила, но «столовские» и в ус не дули. Что делать? Позвонила в школу, в наробраз – ни нашего директора, ни завкультотделом не оказалось на местах. Тогда я стала просить «столовских» накормить детей под честное слово, а эти бюрократы не захотели! Я распалилась не на шутку и говорю, что, мол, пожалуюсь сейчас же папе. Они – в смех: «Кто же ваш папа, барышня?» Я и сказала. Как услышали волокитчики, – побледнели, усадили моих ребят, накормили до отвала и проводили с поклонами. Такая история…

Кирилл Петрович усмехнулся, зашуршал подошвами и кашлянул. Полина замолкла.

– Кипяточку не оставили, чаевники? – входя на кухню, справился Черногоров.

– Попить захотелось, папочка? – ехидно отозвалась Полина.

– Очень.

– Пойди к себе, я принесу.

– Спасибо, – улыбнулся Кирилл Петрович и обратился к Андрею. – Не затруднит вас, товарищ Рябинин, по окончании чаепития заглянуть ко мне?

Андрей согласился, и Черногоров вышел.

– Не более чем на минуту, папа! – крикнула ему вслед Полина.

* * *

Покончив с чаем и беседой, Андрей зашел к Черногорову в кабинет.

– Хочу поговорить с вами откровенно, – усаживая гостя в кресло, начал Кирилл Петрович. – Вы помните мое предложение относительно службы государственной важности?

– А именно? – разыгрывая забывчивость, спросил Рябинин.

– Насчет органов политуправления, – уточнил Черногоров.

– Ах, об этом! Припоминаю, кажется, мы об этом разговаривали на даче.

– Да. А раз вспомнили, давайте начистоту. Мне нужны грамотные кадры, поэтому предлагаю вам должность в ОГПУ.

Андрей негромко рассмеялся:

– Вы запамятовали, Кирилл Петрович, мой ответ: я не желаю быть чекистом.

– Помню, помню, – нетерпеливо отмахнулся Черногоров. – Принципы ваши… мирное строительство… спокойная жизнь… Я говорю серьезно: становитесь одним из нас – получаете поддержку самой влиятельной организации в стране и мое личное благоволение.

– А ежели откажусь?

– Дело хозяйское, выбор должен быть сознательным. Однако подумайте: что вы делаете на «Ленинце»? Зарплата – не ахти, перспективы слабые. Что за карьера вас ждет? Стать директором? Хм. Трофимов нестар и в большом фаворе у Луцкого, если и дотянете до предела возможного, то не раньше пятидесяти. Э-эх, милый вы мой! Была нужда получать высокое кресло в пятьдесят-то? Тем паче, вы не пролетарий или инженер, вам ведь пока новизна интересна, а потом? Рутина. К тому же, если вы имеете виды на мою дочь, знайте: Полина привыкла к достатку, к сладкой и обеспеченной жизни. И вы ей что-либо подобное предложите к пятидесяти? Не смешите меня! Вступив в ряды чекистов, вы обретаете железный социальный статус, перспективу роста, деньги и связи. Да-да, товарищ Рябинин, вы не ослышались, это говорю я, зампред ГПУ! Деньги и связи в ходу и при диктатуре пролетариата. От жизни никуда не убежишь. Решайтесь!