Царь Горы, или Тайна Кира Великого - Сергей Анатольевич Смирнов

Эгиби: пусть богаче всех, зато почти рабы. Теперь все с удивлением обнаружили, что Вавилонское царство при­надлежит персидскому царю Киру, а вавилонское золото, по сути дела, принадлежит иудеям из рода Эгиби, ранее пленникам и почти рабам, а ныне полноправным вавилонянам.

Что касается Набонида, спасенного от гнева богов, вавилонских жрецов и иудейских мятежников, то Кир отправил его в почетную ссылку в Карманию, где Haбонид несколько лет прожил в таком довольстве и благополучии, которое, полагаю, ему и не снилось в затерянном оазисе посреди Аравийской пустыни. Когда Набонид умер, ходили слухи, что на самом деле вавилонские жрецы отравили его, выждав приличный срок из уважения к Киру и опасения перед ним. Это подозрение могу подтвердить многозначительными словами Аддуниба, которые тот вскоре после смерти Набонида сказал мне с хитрой усмешкой: «Яд, спрятанный у до­роги, уже пригодился».

Замечу, что однажды, оказавшись в Эктабане, а потом покинув город, я свернул на достопамятную дорогу и заглянул в тайник: «змеиные зубы» все еще оставались на месте.

Все же к словам Аддуниба стоило прислушаться, ведь многие его прозрения, которыми он делился со мной из тщеславия, сбылись.

Кир провел зиму в Вавилоне. Весной же, в пору цветения плодовых деревьев, отправился в Сузы и дей­ствительно объявил этот самый древний на свете город главной столицей своего царства, чем чувствительно — и в первый раз — огорчил вавилонян, которые за свою покладистость сразу понадеялись получить первое ме­сто под покровительством Кира, а оказались на третьем или, вернее, четвертом — после персов, эламитов и ми­дян.

Когда Кир увидел, что Камбис становится вавилоняни­ном более, чем персом, и к тому же узнал, что тот требует от жрецов божественных почестей, как самому Мардуку, он отстранил своего сына от власти в Вавилоне и назначил на его место эламита Гобрия.

Книга Кратона Милетского. Часть 5. Как умер царь Кир

Весну царь проводил в цветущих Сузах, на лето пе­ребирался в более прохладный Эктабан, а зимой пред­почитал прогуливаться в чудесных висячих садах Вави­лона, где в это время собирались торговцы, путеше­ственники, прорицатели и мудрецы со всего света. Так и провел он почти десяток лет, будто небесное светило, в мерном движении по кругу, при благополучии и про­цветании, царивших в его державе, и при всеобщей люб­ви и благоговении, которые питали к нему подданные. Никто той всеобщей любви не отрицает и поныне, спу­стя многие годы после смерти властителя, что случается крайне редко.

Захватив Вавилон, Кир мог бы немедля двинуть мощное войско на Запад и, полагаю, без особого труда покорить Фракию, Элладу и Эпир. Если бы он захотел, то присо­единил бы новые земли к своему царству.

Кир мог бы двинуться на Египет. Стоило ему только захотеть, как Египет подчинился бы.

Пока Кир был жив, в персидской державе не случалось никаких мятежей. Десять лет он не желал ни с кем воевать. И никто не собирался затевать войну с ним самим.

На исходе десятого года спокойствия и благополучия царь Кир внезапно собрал большое войско и направился в голые и бесплодные пустыни, где в краткой и совершенно бесполезной войне со скифами-масагетами погубил и себя, и свое грозное войско.

Нелепый замысел. Нелепый поход. Нелепый поворот судьбы. «Разве не так?» — мог бы спросить сам Кир, как любил он спрашивать своих советников.

Немало стратегов и просто рассудительных людей пы­тались понять причину, побудившую Кира двинуться на кочевников и совершить в своих военных действиях не­сколько очень грубых ошибок.

Некоторые утверждают, что персидский царь никогда не был силен в военном деле. Может, и так. Однако он держал прекрасных военачальников и, как никто иной сре­ди властителей, умел прислушиваться к дельным советам.

Иные убеждены, что Кир долго собирался захватить Египет и наконец собрался, а для войны на Западе ему нужно было обезопасить восточные пределы от вторжения степных варваров. Я всегда спрашивал этих «мудрецов»; «Неужто Киру надо было дожидаться старости, чтобы у него возникло желание обладать дряхлым Египтом?» Умники не могут ответить на мой вопрос, и тогда я задаю им еще два: «Не легче ли было Киру победить кочевников, когда он только что вступил в Вавилон и во все стороны света волнами растеклись слухи о нем как о непобедимом двуликом великане с золотой головой? И не проще ли было ему, бывалому охотнику, заманить дикие табуны в пределы Парфии и там обуздать их, нежели гоняться за ними по голым землям?» Ведь так поступил некогда со скифами мидийский царь Киаксар, избежавший потерь в своем войске, и вы не найдете и не вспомните ни одного властителя, кто более Пастыря старался беречь своих воинов. Умники только разводят руками.

Третьи упрямо повторяют: «Кир хотел завоевать весь мир и покорить все народы, вот и дошел черед до массагетов». Этим я вовсе не задаю никаких вопросов, а только вспоминаю про себя слова моего друга Гераклита: «Того, кто хочет обладать всем миром, всегда губит спешка, ибо его союзником может стать только вечность». Напомню, что царю Киру в год захвата Вавилона шел уже пятьдесят четвертый год.

Спросят меня самого: «Так, значит, только ты, Кратон, знаешь, почему царь Кир пошел войной на массагетов и нелепо погубил в битве и свое войско, и самого себя?»

Я много думал об этом и пришел к выводу, что вовсе ответа не знаю и потому мне предпочтительно молчать. Однако таинственный посланник Азелек рьяно утверж­дал, что лишь мне одному доступна правда о смерти царя Кира. Поэтому на пергаменте, который он принес мне, я все же осмелюсь описать последние события из жизни царя таким образом, как если бы знал ясный ответ на этот вопрос.

Однажды царь Кир вышел к своим подданным в белых траурных одеждах, и великий плач разнесся по всему цар­ству. Умерла его супруга Кассандана, которую он очень любил и которую никто, кроме него, не видел.

В тот год, после смерти Кассанданы, он подолгу стоял на стенах Вавилона, обратив свой взор в сторону скифских пустынь. В тот год, я полагаю, он и задумал двинуться на скифов.

Кир никогда не приближал меня к себе, однако всегда заботился о моей судьбе. Когда в Вавилоне я поднялся на ноги и вновь смог крепко держать правой рукой поводья или оружие, царь отправил меня не в Ионию, а на другой край своей державы — в Бактрию: в помощь Гистаспу (на самом же деле — для того, чтобы сообщать о действиях и настроениях своего брата). Так